Бонапарты. История Французской империи - Нонте Серж

После этого роялистски настроенная эмиграция поняла, что Наполеон не из тех, кем можно управлять. Он уже давно перестал ощущать себя простым генералом и был готов управлять страной сам. Фактически он и был уже правителем Франции, наделенным почти неограниченной властью. Понятно, что в таких условиях желание враждебного Франции Лондона «убрать» Наполеона еще более укрепилось. Осуществить это желание британская разведка попыталась руками осевших в Лондоне французских роялистов.

Практически в то же самое время подобная мысль возникла и в кругах ярых якобинцев, грустивших об уходящей в забвение Великой французской революции. Для них идеи демократии не были пустым звуком, они своими руками создавали республику и по праву считали себя ее наследниками. Отчаянные средства, к которым они прибегали, всем известны, и теперь, видя, как Наполеон присваивает себе власть в стране, они считали себя обязанными отомстить.

Французский историк Андре Кастело по этому поводу пишет:

«Экстремисты – якобинцы и роялисты – не выносили такого позорного зрелища, когда большинство прежних революционеров и большая часть эмигрантов низкопоклонствовали перед новым хозяином»¹².

В результате, уже первый год Консульства представлял собой череду заговоров, направленных против Наполеона, на которого как роялисты (правые), так и якобинцы (левые) смотрели не иначе как на узурпатора и тирана, как на позор искренне любимой ими Франции.

Наиболее решительно настроенные якобинцы создали для уничтожения Наполеона боевую группу. В состав этой группы, члены которой называли себя «эксклюзивами» (то есть «исключительными» или «нетерпимыми»), входило шесть человек. Ее идейным лидером был 49-летний итальянец Джузеппе Черакки. Его ближайшим соратником стал бывший офицер 29-летний Джузеппе Арена. Группа была весьма разношерстной и включала в себя людей совершенно разных, движимых разными идеями, но объединенных одним – ненавистью к Наполеону.

Вариантов устранения первого консула рассматривалось множество, но остановились, в конечном итоге, на акте возмездия, получившим потом название «заговор кинжалов». Все было намечено на 10 октября 1800 года. Все должно было произойти в Опере, где в тот день давали премьеру «Горациев» и, конечно же, ожидали Наполеона.

Но попытка убийства в последний момент сорвалась. О готовящемся покушении донесли, и заговорщики были арестованы.

Удар со стороны роялистов последовал 24 декабря 1800 года. В тот день в Парижской опере должно было состояться первое исполнение оратории Гайдна «Сотворение мира». В представлении были задействованы более двухсот первоклассных оркестрантов и лучших певцов, что обещало невиданный успех. И, конечно же, Наполеон с супругой должны были быть там.

Две консульские кареты на достаточно большом расстоянии друг от друга неслись к зданию Оперы. Когда они вылетели на узкую улочку Сен-Никез (было ровно восемь часов вечера), вдруг раздался страшный грохот. Затем послышались крики, стоны, ржание лошадей. В густом дыму ничего нельзя было разглядеть…

Когда его клубы несколько рассеялись, стало ясно, что случилось что-то экстраординарное. Только бешеная скорость, с которой мчалась первая карета, спасла Наполеона. Задержись она хотя бы на десять секунд, Бонапарт и все бывшие с ним взлетели бы на воздух. К счастью, первый консул, как всегда, торопился, и кучер гнал лошадей что есть мочи, и вот эта-то поспешность и избавила от трагической гибели человека, преждевременная смерть которого изменила бы судьбы Франции и всей Европы.

В следовавшей в нескольких десятках метров позади карете Жозефины от взрыва разлетелись стекла.

Чтобы успокоить парализованных страхом женщин, Дюрок выскочил из кареты, а потом объявил, что произошел несчастный случай в одной из оружейных мастерских на соседней улице Ришельё, но первый консул и сопровождавшие его не пострадали.

На самом деле, это был не несчастный случай. Все пространство между двумя каретами было залито кровью и завалено телами убитых и раненых. О силе взрыва – а это явно был результат действия «адской машины» – красноречиво свидетельствовало и то, что, как потом выяснилось, было повреждено более сорока расположенных вблизи домов. Также стало известно, что при взрыве погибло 22 человека (двенадцать охранников из консульской гвардии и десять случайных прохожих) и было ранено еще около шестидесяти. Карета Наполеона оказалась наполовину разбита. Сам он лишь чудом не был убит или жестоко искалечен.

– Нас хотели взорвать! – кричал в это время на заваленной обломками и окровавленными телами улице Сен-Никез первый консул.

Ланн и Бессьер настаивали на том, чтобы возвратиться во дворец Тюильри.

– Нет, – твердо сказал Наполеон, – мы едем в Оперу!

Наполеон вошел в свою ложу с виду совершенно спокойный, так что публика в театре только через некоторое время узнала о происшедшем. Когда же в зале прошел слух о взрыве, публика устроила Бонапарту бурную овацию. Тот сдержанно поклонился. Лицо его было бледным, а губы чуть заметно дрожали.

Но он не долго демонстрировал спокойствие. Показав перед публикой в течение нескольких минут, что никакая опасность не способна сбить его с намеченного пути, Наполеон поспешил в Тюильри, где уже собрались все значительные лица той эпохи, чтобы узнать, что случилось и чем все это кончится.

Едва войдя в комнату, где находились собравшиеся, Бонапарт расслабился и отдался на волю всей горячности своего характера. Громким голосом он закричал:

– Полюбуйтесь, вот дела якобинцев! Эти мерзавцы хотели меня убить! В этом заговоре нет ни дворян, ни шуанов [1], ни духовенства! Я стреляный воробей, и меня не обмануть. Заговорщики – это просто бездельники, которые вечно бунтуют против всякого правительства. Если уж их нельзя усмирить, то надо их раздавить. Надо очистить Францию от этой негодной дряни. Им не должно быть никакой пощады!

Позже, немного успокоившись, он сказал жене:

– Тебе, дорогая, здорово повезло. Они метили в меня, но вполне могли попасть в тебя.

Жозефина и ее дочь Гортензия рыдали.

– Разве это жизнь? – воскликнула сквозь слезы Жозефина. – Сегодня твоим врагам не повезло, но в следующий раз счастье может им улыбнуться. Теперь только и будешь делать, что постоянно бояться убийц.

– Надо будет устроить головомойку министру полиции Фуше, – подумав, сказал Наполеон.

– На твоем месте я не имела бы дел с этим человеком. Я его боюсь.

– Что ты хочешь? Могу ли я сейчас обойтись без него? Он такой ловкач, я из этого всегда смогу извлечь выгоду… И потом, будь спокойна, моя дорогая, это дело позволит мне пойти дальше. Они еще не знают…

И действительно, через четыре года Наполеон уже был императором всех французов.

Начавшееся немедленно следствие на первых порах ничего не выяснило, и никто не был арестован на месте взрыва. Наполеон, как мы уже знаем, был убежден, что и на этот раз покушение было организовано якобинцами, то есть республиканцами, которые остались верны Республике. Министру полиции Жозефу Фуше он так и объявил: он уверен, что «адская машина» была подложена якобинцами. Намеки Фуше, что, возможно, заговор был другого происхождения, встретили лишь насмешку: конечно, бывший член Конвента, бывший «левый» якобинец теперь стремится выгородить своих прежних единомышленников.

– Это дело рук якобинцев! Только они одни желают моей смерти! Это же бандиты, среди них нет ни одного благородного человека.

Фуше молчал, и это все больше раздражало Наполеона.

– Вы, Фуше, наверное, чем-то слишком сильно заняты, раз не обращаете достаточно внимания на якобинцев.

Фуше спокойно возразил, что еще не выяснено, подготовлено ли это покушение якобинцами; он лично убежден, что в этом деле играют главную роль роялистские заговорщики и английские деньги. Но спокойный тон возражений Фуше еще сильнее озлобил первого консула: