Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I
Не распространяемся более о царствовании Марии Тюдор, так как инквизиционные ее подвиги, отъезд ее супруга Филиппа в Испанию и неудачная война с Францией, не имеют отношения к предмету наших исторических очерков. Заметим только, в заключение, что Мария Тюдор, подобно Анне Болейн и Иоанне Сеймур, принадлежит к числу исторических личностей, обезображенных поэтическими прикрасами. Сорок лет тому назад Виктор Гюго в своей эффектной трагедии «Мария Тюдор» вывел английскую королеву в виде страстной женщины, мстящей казнью своему неверному любовнику, никогда не бывалому, но порожденному пылким воображением французского поэта. Мария Тюдор в молодости питала самую постную, платоническую страсть к графу Девоншир, обожателю принцессы Елизаветы; выйдя же за Филиппа, привязалась к нему, со всем пылом страсти, обыкновенно питаемой старыми женами к молодым мужьям. Говорим раз навсегда: если об исторических личностях судить по произведениям итальянских композиторов или французских драматургов и романистов, история превратится в сказку или кукольную комедию.
ХРИСТИЕРН II
Король датский
СИГЕБРИТТА. ДИВЕКЕ
(1513–1559)
Христиерн родился в Ниборге, в Фионии, 2 июля 1481 года. Он был сыном короля датского Иоанна и супруги его Христины, дочери Эрнста, электора Саксонского. Королю сначала прочили Иоанну Валуа, дочь Людовика XI, но брак этот не состоялся; после того Иоанн сватался за Марию Плантагенет, дочь английского короля Эдуарда IV — она скончалась; Христина была третьей невестой, и наконец, женой короля датского.
Христиерн провел молодость свою очень бурно. Строптивый, заносчивый, он водился с товарищами из простонародной среды, выказывая постоянно любовь к свободе и независимости. В детстве его собеседником и постоянным товарищем игр и забав был огромный орангутанг. Животное это, одаренное богатырской силой, играло иногда маленьким принцем как мячиком, подбрасывая его к потолку и проворно ловя в объятия, без малейшего вреда для Христиерна, который, можно сказать, рос на попечении своего четырехрукого дядьки. Случалось, к ужасу мамок и нянек, орангутанг вытаскивал Христиерна из колыбели и убегал с ним на кровлю дворца, откуда скалил зубы и злобно угрожал бежавшим за ним в погоню. По баснословным сказаниям римских летописей Ромула и Рема вскормила волчица; бывали примеры воспитания человека в медвежьих берлогах, но чтобы когда-либо, где-нибудь обезьяна была нянькой королевского сына, наследника престола — это случай до времен короля датского Иоанна небывалый и едва ли не единственный из истории. Последующая жизнь Христиерна, со всеми ее ужасами, может только служить подтверждением той несомненной физиологической аксиомы, что животное прирученное настолько же смягчается нравом, насколько дичает и свирепеет человек, вырастающий в обществе животного. Эта простая истина, как видно, была неизвестна родителям Христиерна.
Ребенок подрос, пришла пора разлучить его с мохнатым сверстником и дать Христиерну иного, более приличного наставника. Суровый каноник, учитель латинского языка заменил орангутанга, о котором Христиерн долго и неутешно плакал. Учителю было вменено в непременную обязанность быть при питомце безотлучно и развлекать его по мере возможности. По мнению педагога, наилучшим развлечением для Христиерна могло быть пение псалмов, которым каноник и занимал своего питомца по несколько часов сряду. От природы способный и понятливый, Христиерн сладил с гармоническим языком Виргилия и Горация; усердно распевал псалмы и литании, подтягивая своему ментору, но не мог не тяготиться полумонастырским образом жизни, будучи резвым и еще не утратив страсти к гимнастическим упражнениям, которыми забавлялся с милым орангутангом. Усердному канонику достаточно было отвернуться от питомца, и он мог быть уверен, что принц Христиерн, убежав из учебной своей комнаты, уже бегает где-нибудь по кровле или лазает по деревьям дворцового сада. Обезьяньи привычки были второй натурой будущего короля, они не покидали его до тех пор, покуда он не превратился в другого зверя, более лютого и кровожадного.
Однажды каноник, собрав хор певчих вместе с Христиерном, занялся спевкой в дворцовой капелле, где музыкальные упражнения длились битых пять часов. Учитель-меломан, до хрипоты распевая свои рапсодии, не заметил, как принц тотчас по приходе вмешался в толпу маленьких певчих, прокрался к дверям, скрылся куда-то и не возвращался даже и по окончании концерта. Перепуганный учитель отправился на поиски и увидел Христиерна на кровле соседнего дома.
— Принц, — воскликнул каноник, — скажите по совести — ваше ли здесь место? Прилично ли?..
— Как нельзя более! — отвечал мальчик. — Низкие места созданы для ничтожества, а высокие для лиц высокого происхождения!
По мере приближения к годам юности шаловливый Христиерн становился неукротимее, и шалости его делались серьезнее и рискованнее. Каноник, сознавая свое бессилие, просил короля Иоанна дать ему в помощники другого наставника. Из Бранденбурга выписали ученого Конрада, человека строгого, душой и телом преданного наукам. Он ознакомил Христиерна с астрономией, математикой, географией и историей; развил в ученике любовь к богословию, нередко вызывая его на диспуты. Успевая в науках, принц непозволительно ветреничал и вел себя как нельзя хуже. Тайком уходя из дворца, он бродил по городу с толпой молодежи, преимущественно из черни, разделяя с ней грубые удовольствия, но в то же время вникая в народный быт, присматриваясь к нуждам простонародья, прислушиваясь к его ропоту и жалобам на притеснения от дворян и высшего духовенства. Летописи повествуют, что однажды восемнадцатилетний Христиерн, сманив стоявшего у дворца часового, целую ночь гулял с ним по городу, пьянствуя в тавернах, распевая песни и всячески бесчинствуя в сообществе обоего пола бродяг, подонков. Узнав о проказах сына, король Иоанн, призвав его к себе, не поскупился на брань и даже замахнулся на Христиерна тростью. Тогда принц, упав на колени, просил отца дать ему занятие, сообразное его способностям и общественному положению. Вспыхнувший вскоре мятеж в Норвегии побудил короля принять решительные меры к его прекращению, и Иоанн поручил Христиерну усмирить восстание. Принц исполнил возложенное на него поручение успешно и с усердием ретивого новичка, даже немножко чересчур поусердствовал: предводитель восстания Герлоф-Гиддефаль умер под пытками, с ним погибло множество дворян норвежских, имущество которых было конфисковано. Нельзя в этом случае обвинять Христиерна, так как в его варварское время пытки, смертные казни или пожизненные заточения почитались самыми законными и единственными возмездиями за преступление. Милосердие было тогда изгнано из уголовного кодекса всех стран, и на смягчающие вину обстоятельства суд не обращал ни малейшего внимания. Крутые, бесчеловечные меры, принятые Христиерном в Норвегии, имели благую цель: он хотел укротить духовенство и олигархов, угнетавших народ и попиравших его интересы и чувства достоинства человеческого. При всем том, благая цель никогда не может быть оправданием средств бесчеловечных.
