Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини
Утром, когда пожитки были уже перенесены в лодку, а лошади, которым предстояло тянуть эту лодку с берега, привязаны к бечеве, Бенвенуто сказал, что забыл в гостинице туфли. «Подождите меня, я мигом!» Он вернулся в гостиницу, хозяину было не до него, как сказал слуга, он был занял любовью «с одной лентяйкой, которую всегда жаждал». «Поднявшись наверх, я взял ножик, который был как бритва; и четыре постели, которые там были, я все их искрошил этим ножом; так что я убедился, что нанес убытку на пятьдесят с лишним скудо».
Вернувшись, он не преминул похвастаться своим подвигом Триболо, и бедный ваятель всю дорогу умирал от страха, что их догонят и прибьют. А Бенвенуто остался собой чрезвычайно доволен. Вот так… А ведь не мальчишка уже, тридцать пять на подходе, более чем солидный возраст для мужчины.
Во Флоренции Бенвенуто тут же принялся за работу. Он опять делал чеканы для монет. Первой была серебряная монета в сорок сольди, с одной стороны на ней был изображен герцог Алессандро, с другой — святые Косьма и Дамиан. Герцог остался очень доволен. Далее последовал джулио, на котором был изображен святой Иоанн в профиль с книгой в руке, а с другой стороны герб герцога. Потом он сделал чекан для полуджулио «с головой святого Иоанна с лица». Были сделаны чеканы и для золотых скудо. Все складывалось как нельзя лучше, и Бенвенуто попросил назначить себе жалованье и дать при монетном дворе комнаты под жилье и мастерскую.
Герцог горячо пообещал выполнить его просьбу, а на радостях подарил великолепную аркебузу.
Комнаты Бенвенуто так и не дали, но Алессандро сделал новый заказ — изготовить медаль с его изображением, как для папы Климента VII. Бенвенуто начал лепить модель в воске, а так как изображение было портретным, он лепил с натуры. Герцог принимал его в любое время. Рядом с Алессандро всегда находился его двоюродный брат Лоренцино, прозванный Лорензаччо, то есть «плохой Лоренцо». Установить точное родство этих двоих невозможно, одно точно — оба Медичи. Они были неразлучны, Лорензаччо слыл человеком тяжелого нрава, при этом философом и поэтом. Бенвенуто пишет, что Алессандро относился к брату с явным пренебрежением, считая его «когда придурковатым, а когда бездельником».
Все во Флоренции складывалось удачно, и твердое жалованье ему бы, конечно, назначили, но он и здесь умудрился обзавестись врагом, неким Оттавио Медичи. Этот господин интриговал против герцога, а заодно старался досадить и Бенвенуто, поэтому тот очень обрадовался, получив письмо из Рима. Папа велел ему возвращаться, к письму прилагался охранный лист. Приближался август, а с ним праздник святых Марий, после которого Бенвенуто должен был получить помилование за убийство Помпео.
Он отправился просить разрешение на отъезд. Герцог принял его в постели, «говорили, что он побеспутствовал», а раз так, то у него трещала голова с похмелья. Выслушав просьбу Бенвенуто, он с раздражением сказал: «Нет!» Потом смилостивился, стал говорить мягче и обещать золотые горы. В спальне находился Лоренцино, он тоже сказал Бенвенуто:
— Лучше бы ты остался.
Но Бенвенуто, когда надо, умел уговорить. Вот, смотрите, я уже сделал в воске ваш чудесный портрет. Работать с чеканами в мое отсутствие будет мой ученик, римлянин, прекрасный мастер, а я тем временем в Риме сделаю для вас медаль, которой еще не видел свет. А как только я получу помилование, я тут же вернусь во Флоренцию.
— Ваша светлость, я сделаю медаль лучше и красивее, чем у папы Климента, — сказал он в заключение, — а мессир Лоренцино пусть придумает оборот для вашей медали. Он человек ученый, он придумает то, что надо.
Лорензаччо оживился:
— Да, я сделаю оборот. Я только и думаю последнее время, как сделать прекрасный оборот, достойный вашей светлости. — Он поклонился в сторону герцога. — Этот оборот изумит мир.
Время покажет, какой «оборот» придумал Лорензаччо для своего брата. Бенвенуто же, не испрашивая повторно разрешения, оставил Флоренцию. Герцог послал ему вдогонку слугу, который вручил Бенвенуто 50 золотых дукатов: «Погуляй за мое здоровье и возвращайся быстрее!» Щедрый герцог, ничего не скажешь, но в книге Бенвенуто аккуратно подвел черту (двадцать пять лет прошло, а он помнил): «Монетный двор остался мне должен за работу, за мои чеканы больше 70 скудо».
В Риме его тесной толпой окружили друзья. Много у него было врагов, много, но друзей неисчислимо больше, и всех он помнит по имени, и всё это люди почтенные и достойные. Отпраздновали встречу, повеселились, и в ту же ночь в дом явилась охрана. Бенвенуто не надеялся на охранный лист: вначале арестуют, а потом будут разбираться. Первая мысль была бежать, но дом окружен. Тогда Бенвенуто надел кольчугу, взял в правую руку шпагу, в левую охранный лист и крикнул мальчику слуге:
— Открывай!
В дом ворвались солдаты, но, увидев, что хозяин вооружен, остановились в дверях.
— Прочтите охранный лист! — крикнул Бенвенуто.
— Это мы сделаем потом. — Все шло именно так, как он предсказывал.
— Со мной правда! Или я уйду живым, или отдамся вам мертвым!
Позвали секретаря. Пока тот читал бумагу, солдаты несколько раз пытались схватить Бенвенуто, но тот увертывался, как угорь. Пришлось им уйти ни с чем. На следующий день Бенвенуто предстал перед папой. Павел III заказал ему кой-какие вещицы из золота.
— С превеликим удовольствием, ваше преосвященство, но окажите мне великую милость, — он встал на колени, — прикажите, чтобы меня не сажали в тюрьму.
— Но таков обычай, — сказал папа.
Именно так, и Бенвенуто знал об этом. Назначенный к помилованию, прежде чем идти в процессии на День святых Марий, должен отсидеть какой-то, пусть хоть самый малый, срок в тюрьме, в противном случае какое же это помилование?
Не вставая с колен, Бенвенуто продолжал канючить: мол, нет слов, как он благодарен его святейшеству за охранный лист, без него он бы пропал, но в тюрьму он не пойдет, лучше уж сразу без всякого помилования вернуться во Флоренцию на службу к герцогу Алессандро.
— Ладно. Пусть Бенвенуто получить помилование без темницы. Пусть выправят указ, чтобы все было в порядке, — приказал Павел III.
И ведь выправили, и папа опять поставил свою подпись, в День святых Марий Бенвенуто, как и было положено, шел в процессии. К торжественному дню он справил костюм из голубого шелка, своего слугу Ченцо, того самого, который присутствовал с ним в Колизее на некромантическом сеансе, он нарядил в камзол и штаны из белой тафты. Рядом с ними шли два дворянина. Он получил помилование. Но есть суд людской, а есть истинный суд Божий. Об этом в следующей главе.
