Товия Божиковский - Среди падающих стен
И в эту ночь никто не спал. Нам все казалось, что ухо улавливает в тишине ночи звуки, предвещающие беду: вот остановился автомобиль возле нашего дома, вот открылись ворота, вот поднимаются по лестнице, вот-вот стучат в двери... Но и эта страшная ночь кончилась, а немцы - как ни странно - не пришли.
Настал новый день, а с ним новые надежды: вот-вот нам найдут новую "малину" и вырвут нас из этой ловушки.
Время идет, и вместо того, чтобы вывести нас отсюда, - нам передают: ждать осталось недолго. К вечеру наметился какой-то просвет:
нашлось место для одного человека. Хорошо, что хоть для одного, но никто из нас не хочет оставить товарищей. Каждый готов уступить место другому. В конце концов все решили, что уйдет Цивья.
Потом сообщили, что есть еще три места. Ушли Лейзер Левин с сыном и золовкой.
Осталось нас двое: Грайек и я. Мы решили попроситься ночевать к поляку знакомому Грайека, который жил на улице Вольска. Через связную мы передали Ицхаку, чтобы завтра он пришел нас выручить.
На улицах уже пусто. Всю дорогу мы думаем: а вдруг поляк этот не живет уже там, ведь Грайек его долго не видел; а вдруг у него не найдется места для нас, и мы останемся под открытым небом?
Мы ускоряем шаги. Стучим в дверь и с замиранием сердца ждем. На пороге появляется пани Вильман. Смотрит на нас, как будто мы свалились с неба. Она не видела Грайека уже очень давно, а меня и вовсе не знала.
Мы просим пустить нас лишь на одну ночь, обещаем утром уйти. Знаем ли мы куда? В ответ мы бормочем что-то невразумительное. Но и себе самым мы не можем ответить на вопрос, куда мы денемся утром, когда хозяйка пойдет по своим делам, и нам придется уйти вместе с ней.
И хоть пани Вильман очень боялась, она все же приняла нас приветливо и даже накормила ужином. Мы были рады и молились в душе, чтобы ночь эта длилась вечно. Но мысль, что завтра мы можем оказаться без крыши над головой, отравляла нашу радость.
После двух страшных последних ночей на улице Тварда, 31, когда каждую минуту можно было ожидать прихода немцев, ночь на Вольской промелькнула быстро.
Утром мы встали, оделись, и не знали, куда идти. И снова Грайек вспомнил, что на улице Гурчевска есть у него знакомый поляк. Решили направиться к нему. Тем временем нашим связным, может, удастся подыскать нам новую "малину". В условленном месте ждали нас Ирка и Лирка дочь Фелека), мы дали им адрес поляка, к которому направлялись, сказав, что если до вечера нам не найдут укрытия, мы останемся на улице.
Весь день мы пробыли у пана Владека (забыл его фамилию), и весь день мы думали только об одном: где мы проведем ночь?
В четыре часа дня пришли наши связные: они так и не нашли нам постоянного пристанища, но предлагают нам перейти на улицу Раковецка, 10. Там прячется несколько евреев, которые хотят уйти оттуда, потому, что "малину", видимо, "засекли", но мы сможем пожить там немного.
Не долго думая, мы отправились туда. От Гурчевской до Раковецкой - из одного конца Варшавы в другой - мы шли пешком, трамваем не хотели ехать. Ирка и Мирка сопровождали нас, идя на довольно далеком от нас расстоянии. Мы шагали по центральным улицам Варшавы, а рядом и навстречу шли немцы, эсэсовцы, жандармы, польские полицейские, шпики в штатском, известные вымогатели и шантажисты. Этих не опознаешь по одежде, их надо распознавать по лицам и глазам.
Чтобы не привлекать к себе внимания, мы вели себя, как развязная молодежь: громко смеялись, перебрасывались шуточками, толкали друг друга, приставали к ребятишкам, катавшимся на саночках и т.п. Мы "вошли в роль" и забыли на время, кто мы.
На углу Раковецкой нас уже ждала наша связная Марыся Файнмессер, которая должна была отвести нас на новую "малину". Девушки, сопровождавшие нас, передали нас Марысе. Она привела нас к деревянному домику на бывшем аэродроме. Он стоит себе понуро в стороне, а вокруг - бескрайние поля. Нас встретили хозяева и указали хорошо замаскированное место под полом в подвале.
Здесь скрывались: Бронек, Галина (Бунд) и Юрек. В их взглядах читали мы сострадание: и нас судьба забросила сюда. Что-то тут неладно, но в присутствии хозяев наши молчат. "Еще наговоримся", - так растолковали мы их молчание.. Первая ночь на новом месте была несколько спокойнее, чем последние дни и ночи. Но мы чувствовали, что здесь нас ожидают новые беды.
21.2.1944
Прошла неделя. Бронек и Юрек все эти дни без конца говорили о том, как опасно оставаться здесь и как страшно то, что нас ждет впереди. И я без конца возвращаюсь к своему вопросу: если хозяева в самом деле антисемиты, если они вместе с сестрой хозяйки и ее мужем вымогали деньги у евреев, прятавшихся здесь, если они погубили какого-то еврея, если правда, что в этом шантаже участвует и женщина-еврейка, которая часто бывает в этом доме и знает, что вы здесь, - если все это правда, - то почему они вас не трогают? Почему не выдали вас до сих пор?
Товарищи пытались так объяснить это: пан Випославский и его жена пани Викта - алчные люди, гонятся за наживой, а за нас им платят большие деньги. Они не станут подвергать себя опасности из-за нас: сначала наживутся на нас, а потом выдадут немцам или, в лучшем случае, угрозами будут вымогать еще деньги.
Мы не знаем, когда они собираются нанести удар, и потому живем в постоянном страхе. Каждое утро, когда пани Викта уходит за покупками, мы прилипаем к окну и ждем: она вернется одна или приведет с собой немцев...
Но это еще не самое страшное, - продолжают свой рассказ наши сожители, судьба наша зависит не только от хозяина и его жены, которая вертит тут всем и способна на всякую подлость. Беда может свалиться на нас с другой стороны: пани Квятковска, сестра хозяйки, живет тут поблизости, она еще большая антисемитка, чем ее сестра, и еще более алчная вымогательница. В последнее время сестры поссорились между собой и стали лютыми врагами, так что пани Квятковска может захотеть отомстить сестре, выдав нас... Да и шантажистка-еврейка может нас предать.
Она, правда, подружка хозяйки, "своя жидовка" (у антисемитов издавна был обычай "водить дружбу" со "своим жидком"), потому без спросу ничего не предпримет. Но уже только то, что она крутится в городе среди таких же, как она, типов, вызывает беспокойство: в один прекрасный день она может ведь выдать нас.
Наши товарищи по несчастью торопятся покинуть этот дом и ищут себе новую "малину". Они не могут понять, зачем мы пришли сюда и советуют нам как можно быстрее смываться отсюда. Но мы "убедили" их, рассказав нашу историю: мы не только пришли сюда, но нам придется остаться здесь на несколько дней, если нас не выручат.
1.3.1944
Все то время, что мы находимся на улице Раковецкой, мы заняты исключительно "малинной политикой". Все то, что волновало нас в укрытии на ул. Тварда: мировая политика, положение на фронтах, - отодвинулось на задний план. Мы не ждем теперь, чтобы наши связные - Марыся Файнмессер и Инка Швейгер принесли подпольную газету или рассказали о новостях, услышанных по радио. Мы стали пассивнее, потеряли интерес к тому, что происходит в мире. Теперь для нас все вертится вокруг таких вопросов: хозяйка задержалась дольше обычного в городе - что это значит? Еврейка-шантажистка шепчется долго с хозяйкой, хозяйка злится и придирается к нам попусту - отчего бы это?
