Владислав Бахревский - Никон (сборник)
Когда царевна ушла, Никон открыл изголовник и достал памятную книжицу. Против имени царевны было у него записано: «5 января 7144 года». Меньше чем через месяц Татьяне Михайловне исполнялось семнадцать лет.
Глава 6
Ложась спать, Аввакум сказал Анастасии Марковне:
– Ну, голубушка, завтра за собором пойду! Что же это за протопоп без собора?
Анастасия Марковна отозвалась не сразу.
– Поди, – сказала. – К самому, чай?
– Марковна! Да ты вспомни, далеко ли наше Григорово от его Вальдеманова? Перебрать всех, кто кому сват да кум, – небось еще и родня.
Анастасия Марковна молчала.
– Что раздумалась-то?
– Ох, Петрович! Уж очень большой он теперь человек.
– Да я его, как тебя, видел. Через стол не дотянуться было, а то облобызались бы.
– Ты с царем тоже лобызался.
– Потому и протопоп!
– Не потому, Петрович. Хорошие люди помогли – Неронов да Стефан Вонифатьевич. А Никон, сам говорил, морду от них теперь воротит. Ты вспомни, кого в патриархи царя просил!
– Просил Стефана, но сердцем желал Никона: кто-кто, а Никон наведет порядок. У него все эти попы Кирики, как мыши, запищат!
– Порядок нужен, – согласилась Анастасия Марковна, – разбаловался народ. До того все разбаловались, сами себя не почитают.
– То-то и оно! Голубушка, такие, как я, патриарху Никону очень даже нужны. Я ведь к нему сразу-то не полез в друзья… А теперь самое время поклониться. Никон за устройство церкви крепко взялся. Монастырь на Валдайском озере строит. Говорят, чудо света будет.
– Дай Бог! – поддакнула Анастасия Марковна. – Братья твои все на местах. Евфимий хоть и псаломщиком, но зато в церкви большой царевны Татьяны Михайловны. Многие попы с ним бы поменялись.
– Ладно, – сказал Аввакум. – Нас тоже Бог не оставит.
Утром он отправился на Новгородское подворье. Шагал широко, на людей поглядывал смело и строго. Увидел толпу, подошел.
Патриаршие стрельцы, поддавая кулаками в бока, тащили пьяного попа.
– Навуходоносоры! – вопил поп, и людям было жалко его.
– Молчи! – крикнул пьянчуге Аввакум. – Не позорь священства!
– Ох! Ох! – чистосердечно сокрушалась толпа. – Не одолеть нам, грешным, вина! Никак его не одолеть!
«Молодец!» – думал о Никоне Аввакум, шагая еще решительнее и тверже.
На подворье ему сказали, что патриарх переехал в Кремль.
Патриарший двор хоть еще и строился, но часть комнат была уже готова. Аввакум, может, с месяц всего и не был в Кремле, но сразу понял – что-то не так. И, только подойдя к Патриаршим палатам, сообразил – исчезла церковь Соловецких чудотворцев. Тут и екнуло в груди. Сколько Никон на Соловках-то жил! А церкви соловецкой не пожалел…
Перед дверьми стайкой промерзших воробьев поскакивали с ноги на ногу людишки. Оказалось, это прибыли на утверждение сельские попы. Таков был новый порядок: всякий поп, получая место, должен благословиться у самого патриарха.
– А что же вы на морозе-то?! – удивился Аввакум.
– Не пускают в сени, – ответили попы.
А один молоденький сказал:
– Я уж тут целый месяц стою. Никак очередь не дойдет.
– Никону про все эти дела надо донесть, разини! – Аввакум решительно распахнул дверь.
Тотчас к нему вышел монах. Глаза без цвета, лицо никакое.
– Ты зван патриархом? – спросил Аввакума.
– Нет! Я хочу…
– Хотеть здесь может только его святейшество. Выйди.
– Но я…
– Напиши, о чем просишь, и жди ответа.
Монах грудью шагнул на Аввакума, и тот, пятясь, отворил спиной дверь.
– Да что же это творится-то?! – крикнул Аввакум.
– Дверь закрой, холодно, – сказал монах, глядя на протопопа, но не видя его: незваный, ненужный патриарху человек – пустое место.
Аввакум вышел на мороз, растерянно поглядел на священников. Хотел сказать им, а сказать было нечего. Пошел прочь из Кремля, но остановился, постоял, как обухом ушибленный. Повернул, кинулся к Стефану Вонифатьевичу.
Царев духовник, еще совсем недавно такой величаво-умиротворенный, выглядел подряхлевшим, его пошатывало. Выслушал Аввакума, хотел, видно, улыбкой обогреть, но улыбка получилась как у призрака – только поежиться.
– Неронов правду говорил. Неронов сердцем живет, а сердце, сам знаешь, – вещун. Подождать надо. Это искушение властью. Натешится – пообмякнет. Государю я о тебе скажу. Но не теперь. Теперь нельзя, у государя и без нас забот много.
Стефан Вонифатьевич виновато поморгал седенькими ресничками.
– Ты с лица, что ли, спал? Не хвораешь ли?
– Молодой еще, чтоб хворать.
– Верно, молодой. Не научился терпеть. А я вот – старый, на покой хочу от всего. Сойдет нынешняя горячка, в монастырь уйду.
– Какая горячка? – не понял Аввакум.
– Ходишь в царев дом, а спрашивать не отучился. Здесь без спросу понимать надо.
Аввакум поклонился, повернулся, ноги были тяжелые, на плечи давило.
Стефан Вонифатьевич не остановил его, не окликнул.
217 декабря 1652 года по указу государя царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси боярин и оружейничий Григорий Гаврилович Пушкин, думные дьяки Михайло Волошенинов и Алмаз Иванов приняли на Казенном дворе посланников гетмана Богдана Хмельницкого и всего Войска Запорожского Самойла Богдановича с товарищами.
Самойло Богданович сказал на том приеме:
– Прислали нас к царскому величеству гетман Богдан Хмельницкий и все Войско Запорожское. Нам велено бить челом, чтоб царское величество над нами, православными людьми, умилосердился и велел принять под свою государеву высокую руку. Под королевскою рукою мы быть больше не хотим, потому что полякам ни в чем не верим. Не хотим быть и под рукою иных иноземных властителей. Вот зачем нас прислали гетман и все Войско Запорожское. Вот нашему делу начало и конец.
Посланника спросили, не наказывал ли гетман говорить что тайным обычаем.
Богданович в ответ повторил:
– Вот нашему делу начало и конец.
Во время переговоров запорожцы объявили, что велено им было и ехать скоро, и возвращаться скоро. В Чигирин для переговоров присланы королевские комиссары. Хмельницкий же переговоры отложил до первого января, ожидая себе и всему Войску милости государя, что он, великий государь, примет Войско под свою руку и тем оборонит от неприятеля. Рассказали также, что к Богдану Хмельницкому писал гетман Великого княжества Литовского Януш Радзивилл, требует исполнения статей договора, заключенного под Белой Церковью, и велит казакам немедля присягнуть королю, не то пойдет войной на Украину. Казаки Радзивилловых угроз не боятся, не боятся и королевского войска, собранного под Сокалем. В Кракове, Варшаве, Люблине ныне случился большой мор, мор напал и на войско. Многие померли, а иные разбежались.
