Людмила Бояджиева - Москва Булгаковская
Сестры обнялись, и стало сомнительно, что сестры, — такие они разные. Высокая, костистая, резкая в движениях Ольга, и вся плавная, текучая, в пропорциях классических статуй вылепленная Леля.
Ольга принесла морозный воздух и крошечный букет живых фиалок — только она одна знала, где их взять. Секретарь В.И. Немировича-Данченко Ольга Сергеевна Бокшанская — всесильная личность.
— Олюша, ты голодна? Хочешь, велю подать студень и всякие копченые вкусности? Как твой бронхит?
— А, и забыла уже, что это такое; эскулапы крымские все мгновенно вылечили грязями.
— Но тебя ж в поезде не кормили! Господи, как я соскучилась!
— Перестань суетиться. Если только глоток хорошего коньячка в кофе — согреться. Кексики с цукатами я уже вижу. И грильяж. Все по высшему разряду — как сказал бы твой муж. — Ольга села, закинув нога на ногу. Обрисовались худые колени под узкой габардиновой юбкой. — Рассказывай, времени в обрез. У нас в три прогон. Меня телеграммами забомбили — прямо главный человек в театре! Без Бокшанской — никуда.
— Ой, и не знаю, с чего начать…Такое закрутилось! — Елена Сергеевна сделала трагические глаза и сжала ладонями виски. — Начну издалека, ладно? Совсем издалека — мне ведь самой во всем разобраться надо. А ты подскажешь, умница моя. — Елена погладила руку старшей сестры, державшую хрупкую чашечку. — Вот, ты сама видишь, я совершенно счастливая женщина. Совершенно.
— Ну, с этим трудно спорить. — Ольга с удовольствием хрустела грильяжем. Если Елену все дружно считали красавицей, определяя ее несколько тяжеловатый нос как интересную пикантность, то этот же нос, чуть увеличенный в масштабе, делал Ольгу почти дурнушкой. Она это знала и нашла собственный, вполне элегантный стиль. Деловая женщина. Подстриженные до мочек ушей темные волосы, фетровые шляпы, узкие юбки и весьма смелые взгляды на отношения полов.
— Елена Шиловская — самая счастливая семейная дама из всех мне известных. Если честно, это нонсенс — семейное счастье, — высказалась Ольга с привычной категоричностью. — Говоря проще — иллюзия, которую негласно сохраняют оба.
— Олюша, ты меня знаешь… Я не ищу приключений. — Блики мутного солнца лежали на ободке хрустальной вазочки с кексами, которую в раздумье крутила на скатерти Елена: то блеснет, то погаснет юркий огонек…
— Еще как знаю! В тихом омуте черти водятся. Твои безумные скоропалительные браки…
— Первый — по молодой дурости. Второй — просто идеален.
— До противного. Так и хочется что-нибудь подпортить, верно? — Ольга засмеялась, показав крепкие, крупные зубы.
— Ну зачем ты так говоришь? Знаешь ведь, как я люблю Жень моих — мужа и старшенького. А что для меня значит мой малыш! Ты и вообразить не можешь.
— И притом тебе мучительно чего-то не хватает в этой семейной идиллии.
— Видишь ли… — Елена встала и зашагала по мягкому ковру, мелькая из-под атласного подола белым пухом на домашних туфельках. — Иногда на меня находит такое настроение, что я не знаю, что со мной делается! Ничего меня дома не интересует, мне хочется жить ярко, полно… Я не знаю, куда мне бежать, чем заняться… — Вскользь она успевала полюбоваться собой в зеркалах — каминном и высоком между дверей.
— Только моя милая сестра может говорить такие вещи с выражением святой невинности. Бежать ей хочется! Понятное дело — пора завести любовника. Ваш безгрешный семилетний брак безукоризнен. Извини, это смешно. — Она поднялась и достала из резного буфета бутылку коньяка: — Промерзла вся.
— Ах, почему же сразу «любовника»! Неужели все непременно надо опошлять? Просто я думаю, что во мне просыпается мое прежнее «Я», с любовью к жизни, веселью, шуму, людям, к встречам и… Ты же меня знаешь.
— Знаю, знаю. И все поняла. Переходи конкретно к нему. Кто тот, которого так не хватало идеальной жене? Надеюсь, ты не влюбилась в своего виртуоза парикмахера?
— Оля, я, прежде всего, хочу, чтобы ты меня поняла. — Большие черные глаза Лели смотрели с мольбой. «Сколько в ней женщины! — с чувством превосходства подумала Ольга. — Играет, бедняжка, оправдывается… А влюблена до потери пульса!»
— Мне хочется больше света, жизни, движения! — Уловив скепсис во взгляде сестры, Леля заговорила горячо, быстро: — У тебя есть театр, твое любимое дело. Мой удел — портнихи, косметички, выходы в гости. Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, фантазиями, нерастраченными силами…
— Будем считать, что твоя чуткая сестра все правильно поняла. А теперь хочет знать подробности. Когда, с кем, где?
— Ах, сама сейчас не знаю, когда мы познакомились. В начале этого месяца — это точно. Какие-то знакомые устроили блины — масленица же прошла. И всю неделю — блины, блины… кажется, это было у Уборевичей. Он еще на старой квартире жил.
— Молодой военачальник обожает проводить музыкально-артистические вечера.
— Я оказываюсь за столом рядом с голубоглазым блондином. Про его историю во МХАТе ты мне много раз рассказывала.
— Булгаков?! Пфф! — Ольга резко отодвинулась от стола и сделала трагические глаза. — Более неудачную кандидатуру найти было бы трудно. Кто же спорит — это чрезвычайно интересный человек, огромный талант, но сейчас он в опале, и я бы тебе не советовала показываться рядом с «идеологическим врагом». Подумай сама: ты не жена рядового бухгалтера. Кроме того, он женат на чрезвычайно бойкой даме. Что выкинет эта особа, узнав об измене мужа, трудно предположить.
— Оля, я ни о чем не думала! Я не могла оторвать от него глаз, как завороженная. Он фонтанировал юмором. Придумывал спичи, танцевал, разыгрывал сцены, что-то пел, дурачился… И все выходило безумно своеобразно, талантливо и свободно! Как…как полег птицы… Ты знаешь, я ненавижу пошлость, вульгарность. Он начинен подлинной искрометностью — человек-театр! Помнишь мое креп-сатиновое бордовое платье? Там на рукавах тесемки и одна развязалась. Я протянула ему руку: завяжите, если не трудно. Завязал. Поцеловал мою руку медленно, со значением, и так посмотрел в глаза… знаешь, Оля, редко мужчины умеют смотреть в глаза так… Прямо сердце останавливается.
— Он посмотрел так, и ты обещала ему встретиться?
— Мы условились на следующий день пойти на лыжах. И завертелось! После лыж — генеральная в театре, после этого актерский клуб, где он играл с Маяковским на бильярде. Словом, мы почти неделю встречались каждый день, и, наконец, я взмолилась и сказала, что мне необходимо выспаться. И чтобы Миша позвонил мне на следующий день. Я легла рано чуть ли не в 9 вечера. И что ты думаешь? — Глаза Лели сверкнули интригующе. — Ночью — было около трех — встревоженная Верочка зовет меня к телефону (Женя все эти дни был в командировке).
