Александр Ханин - Рота, подъем!
– Не тушуйся, – сказал мне Родионов, открывая банку с растворимым кофе. – Тебе сколько?
– Ложку, – ответил я. – И два сахара.
– Сахарок кончается, Виталь, – скривился "комсомолец". – Надо на кухне взять.
– Возьмем, – уверенно и спокойно ответил чуть косящий глазом писарь.
Мы попили горячего кофе и чая, и каждый занялся своим делом.
Машинка была здоровая, но стучала исправно, перескакивая кареткой в начало листа, как только он заканчивался. В час ночи я поставил последнюю точку, выдернул последний лист, сложил все в аккуратную стопочку и, подождав еще полчаса, отнес бумаги Максу в штаб.
– Давай, я тебе еще дам. Выручай, – предложил мне Манукевич, курящий прямо в строевой части.
– Нет, – остановил его я, – хорошего понемножку. Мне еще в наряд заступать.
– А, ну-ну, – неопределенно протянул Макс.
Дожидаться новых заданий я не стал и быстро отправился спать в казарму.
– Рота, подъем!! – горланил дежурный.- Алло! К тебе это не относиться, воин? – толкал он меня.
– Я всю ночь печатал, у меня разрешение начштаба полка встать только к завтраку. Я могу спать, – неуверенно отталкивал я его руку.
– Начштаба? – недоверчиво спросил дежурный.
– Ага.
– Есть у него, есть, – подтвердил проходивший мимо Родионов, хотя сам о приказе не слышал. – Не трогай его до завтрака.
На завтраке Родионов сел рядом со мной за стол.
– Ром, ты сколько уже прослужил? – спросил я.
– Скоро домой, – нехотя ответил Родионов.
– Тебе лет сколько? – не отставал я.
– Двадцать шесть.
– Как ты загремел-то?
– Не загремел, а призвался выполнять священный долг Родине, как того требует и позволяет Конституция страны, – подковано ответил
"комсомолец".
– Так ты с высшим? – не унимался я, намекая на образование.
– Да. Учитель истории, – подтвердил Роман.
– Значит через полгода домой? – позавидовал я.
– Да. Еще офицерские курсы весной пройти надо. Ты ешь, ешь.
Вечером я заступил в наряд по роте. Сержантских лычек я так и не нашел, и старшина выдал мне чужую форму с тремя полосками. Форма была стирана много раз и уже успела потерять свой первоначальный цвет, но мне это не мешало. Каждый раз проходя мимо зеркала, я гордо смотрел в отражение, красуясь тремя полосками сержанта. Два узбека наводили порядок в роте, а третий дневальный стоял напротив входа.
– Рота, смирно! – услышал я крик дневального и поспешил к входной двери.
– Товарищ, майор, за время моего дежурства никаких происшествий не произошло, – отрапортовал я начштабу батальона.
– Вольно. Ты уже дежурный? Хорошо, – разговаривая как бы сам с собой, не смотря на меня произнес майор.- Где "секретчик".
"Секретчик" – сержант секретной части ночевал в нашей роте. Весь день допоздна он проводил в штабе полка и только к вечеру приходил в роту.
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Найти! – приказал майор.
– Костин, – в распахнутую дверь вошел быстрым шагом майор
Коновалов, командир батальона.
– Рота, смирно! – голос дневального звенел в пустой казарме.
– Товарищ, майор! – повернулся я к комбату.
– Вольно, вольно, – остановил меня Коновалов. – Костин, твою дивизию, где "секретчик"? Где он шляется? У кого есть право подписи?
Кто может карты получить? Завтра учения офицерского состава, а карты не готовы! Кто из офицеров тут останется с картами?
– Не знаю, – пожал плечами Костин. – Мне домой надо, жена себя чувствует плохо, а завтра еще эти сборы…
– Товарищ майор, – прервал я причитания начштаба, повернувшись к
Коновалову. – Я когда в артиллерийском полку служил, был во взводе птурсистов.
– И что? – не понял майор
– Я подписывал бумаги для "секретки". У меня есть допуск. Мне все равно дежурить, я буду с ребятами. Могу помочь.
– Вот. Пожалуйста, – показал на меня рукой начштаба.
– Тогда дуй с майором Костиным в "секретку", получите секретные карты. Одна нога тут, вторая… тоже тут.
Это был мой первый наряд, когда я не спал всю ночь.
Между питьем кофе в штабе батальона, трепом с Сенедой и Романом, помощью им в склеивании карт и складывании их "гармошкой", я должен был следить, чтобы все оставались в роте, бегать на доклад к дежурному по полку и смотреть за чистотой в казарме. Сенеда и
Родионов, разложив карты на большом ящике с оргстеклом, подсвеченном снизу двумя лампами дневного света, перерисовывали схемы. На картах появлялись пути, стрелки движения, наименования и названия населенных пунктов и мест остановок.
– А что такое "Э.Е."? – спросил я.
– Экземпляр единственный, – ответил Роман слюнявя красный карандаш.
– Но ведь их тут пять штук. Какой же "единственный"? – не понял я.
– Зато у каждого только по одной, – терпеливо, как ученику школы, ответил Родионов.
– Армейская логика, – попытался я продолжить тему.
– Отстань. Если ошибусь, придется переделывать. А ошибаться нам не стоит.
– Дежурный по роте на выход, – услышал я крик дневального и выскочил к дверям. На часах было 5:30 утра. Занятый реальным делом я не заметил, как из-за горы стало подниматься солнце.
– Товарищ майор, – отдал я честь вошедшему комбату. – За время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по роте младший сержант Ханин.
Комбат выслушал доклад, держа руку у козырька полевой фуражки.
Темно зеленая форма комбата, портупея с кобурой и полевая сумка давали понять, что он пришел не протирать штаны весь день в канцелярии штаба, а собирается учиться тактике на местности.
– Карты готовы? – спросил меня комбат.
– Так точно, – гордо ответил я, как будто только от меня зависел исход учений.
– Молодцы. Все карты?
– Ага. В канцелярии.
– Дежурный по роте на выход, – послышалось у меня за спиной. В проеме стоял майор Костин.
– Чего ты орешь? Рота еще спит, – остановил он пальцем, прижатым к губам, крик дневального и повернулся ко мне. – Карты готовы?
– Готовы, готовы, – ответил за меня Коновалов.
Втроем мы отправились к канцелярии штаба батальона. Сенеда, вставая с кровати, в трусах и майке, растирая шею, не одеваясь, пошел, зевая за нами.
– Молодцы, – удовлетворенно хвалил комбат. – Молодцы.
– Он нам помогал, – кивнул на меня вошедший в штаб одетый, как будто не раздевался, Родионов.
– Помогал? Так ты и карты могЁшь? – сделав ударение на "ё" спросил комбат.
– Немного, – уклончиво ответил я.
– Костин, ты слышал?
– Слышал, СерЁж, слышал, – ответил начштаба. – Давай, давай, опаздываем.
Они вышли из казармы.
– Не спи, замерзнешь, – потянулся, стоя перед окном, Родионов. -
Иди роту поднимай.
Стрелки на часах показывали шесть утра. Я вышел в расположение роты, встал, широко расставив ноги, и заложил руки за ремень, на котором болтался штык-нож, и громко, что было силы, прокричал:
