Александр Ханин - Рота, подъем!
Стрелки на часах показывали шесть утра. Я вышел в расположение роты, встал, широко расставив ноги, и заложил руки за ремень, на котором болтался штык-нож, и громко, что было силы, прокричал:
– Рота, подъем!!
– Чего орешь? – послышалось с койки стоящей у стены.
– Рота, подъем!! – повторил я, не снижая тона.
– Воин, отвали к той стороне, – был настойчивый совет кого-то из
"дембелей".
Солдаты начинали вылезать из-под нагретых за ночь телами одеял, одеваться. Кто-то начинал застилать постель, кто-то брел в направлении туалета, сержанты начинали толкать ногами соседние кровати, поднимая крепко спящих.
Начинался новый армейский день.
По семейным обстоятельствам.
Вечером, сдав дежурство по роте, я зашел в канцелярию штаба батальона, где сидели Роман и Виталий занятый каждый своими делами.
За одну ночь наши отношения стали еще более дружескими. Мне было приятно общаться с более старшими, интеллигентными ребятами уже имевшими высшее образование.
– Как дела, служивый? – спросил отоспавшийся днем Роман. – Мне уходить через полгода, может быть займешь место комсомольца батальона?
– Ром, ты учитель, с высшим, кандидат в партию. А я чего?
– Да разве в этом суть? Хочешь, я с замполитом поговорю? У тебя получится.
– Не, не хочу.
– Но ты же был в совете факультета? Сам же мне говорил.
– Ну, был. Но там одно, а тут другое.
– Подумай, я пока кофе сделаю. Принеси водички, пожалуйста.
В канцелярии штаба батальона имелись не только отличный кофе, который присылали из дома, но и сахар с кухни, а также небольшой кипятильник.
Я вытащил из шкафа не то большую кружку, не то маленькую кастрюлю, пользоваться в канцелярии армейскими котелками – это была прерогатива советских фильмов, показывающих больше показушные моменты, чем реальные события, и пошел за водой.
– Шестеришь? – кинул мне презрительно сидящий на тумбочке старший сержант.
– Да вроде как себе…
– Ну, так и угостил бы кофейком, – подмигнул сержант.
– Своим всегда, пожалуйста. Чужим не распоряжаюсь.
Во взгляде дембеля чувствовалась неприкрытая зависть к тем, кто сидел в теплой канцелярии штаба батальона, и даже права старшего по сроку службы не распространялись на обитателей этой комнаты. Именно это бессилие бесило старослужащего еще больше. В армии традиционно происходило деление на старших и младших, тех, кто месил сапогами песком с грязью и тех, кто тяжелее шариковой ручки за два года в руки не брал. Существовала целая когорта каптерщиков, которые отвечали в ротах за выдачу вещей, смену портянок и нижнего белья, проводя за этим занятием большую часть своей службы. В основном, эти места традиционно занимали представители Армении или Грузии. В столовой, на блатном с точки зрения армейской иерархии месте, были хлеборезы, от которых зависело, получишь ли ты лишний кусок хлеба и сахара и есть ли у тебя шанс заиметь дополнительный паек в любое время суток. Хлеборезами часто были узбеки или молдаване. Были и такие, кто попадали на продуктовые или вещевые склады. Это были люди вне категорий. От них зависело, какое обмундирование или какой паек на полевой выход получит та или иная рота. Часто не начальник склада, а его помощник решал, выдать ли стоящему перед ним сержанту или старшине новое обмундирование или показать свою пусть маленькую, но власть. Они не служили, они работали на этих складах. Прапорщики, начальники этих мест, жили не хуже генералов, имея равнозначные дачи в тихих, лесистых местах около речки или озера. Служба на складах не определялась возрастом, она определялась положением и умением заполнить склад дефицитной или просто нужной служащему или даже гражданскому человеку продукцией. Офицеры менялись, росли в должностях и званиях, переезжали в другие части, но прапорщики, начальники складов, оставались всегда. А над всем этим существовали писари – те, кто были близки к высшему управлению, те, кто носили сержантские или солдатские погоны, но сидели в одной комнате, за одним столом с теми, кто решал дальнейшую жизнь роты, батальона, полка, дивизии. С "канцелярскими крысами", как их часто называли, вынуждены были считаться. Им завидовали, их ненавидели, как ненавидят то, до чего не могут сами дотянуться, но конфликтовать с
"оруженосцем", как иногда называли писарей, мог только круглый дурак. Хотя находились и такие. Я не был писарем, но не был и сержантом, какими являлись командиры отделений и замкомвзвода роты.
Даже лычек у меня еще не было, хотя в военном билете красовался приказ о присвоении мне звания. Лычки элементарно отсутствовали в полковом солдатском магазине. Связей на вещевом складе у меня не было, и я пользовался поговоркой "Чистые погоны – чистая совесть", хотя желание пришить желтые полосочки на красные погоны теребило меня каждый раз, когда я видел такие лычки на плечах товарищей.
– Принес? – Роман, сидя за столом, красивым почерком выводил в толстой тетради строчки. – Ставь, сейчас кофейку попьем. Ты рисовать умеешь?
– Как курица лапой, – честно признался я. – И не пытайся сделать из меня художника.
– Ну, а писаря?
– Ром, ты же знаешь, на машинке я могу…
– Значит и писарем сможешь, – задумчиво сказал Роман, вставая и расставляя стаканы. – Тебе сколько сахара?
– Две. Но какой из меня писарь? Ты мой почерк видел?
– А почерк не главное. Помнишь, как правописанием в школе занимались? Получишь образец…
– И буду пять лет тренироваться?
– Нет, пяти лет тебе не дадут. А вот газету, например, "Правду" на ночь получишь переписывать, и к утру уже будет более-менее приличный почерк. Писарями не рождаются – ими становятся.
– Не умею я…
– Не умеешь – научим. Не хочешь – заставим, – задумчиво произнес
Родионов известный армейский афоризм.
– Ром, кончай издеваться, – не понимая, серьезно он или нет, попросил я.
– Ром, оставь его, – поднял глаза от какого-то журнала Виталий. -
Ну, не хочет человек…
Удар в дверь заставил нас обернуться. В проеме стоял майор
Коновалов и майор Костин.
– Кофе пьете? – недовольно спросил комбат.
– Балуемся, – спокойно ответил Родионов. – Вам налить, товарищ майор?
– Налей, – согласился Коновалов. – Костин, ты будешь?
– Я домой пойду.
– Какое домой? Ты приказ начштаба слышал? Стенгазеты должны быть!! Полковые. Ты ответственный.
– Чего я их рисовать буду?
– А кто?
– Замполит в отпуске? Значит, Родионов с Сенедой…
– А у нас ватмана нету, – мягко сказал Виталий.
– Как нету?
– Ну, нету. Закончился весь.
– Ты меня подставить хочешь. В ротах смотрели?
