Питер Браун - Любовь, которую ты отдаешь
Бриан чувствовал потребность расширить недвижимость, и 5 апреля 1965 года взял в аренду театр «Савиль» с плюшевыми красными креслами, ложами в форме раковин и позолоченными балюстрадами. Он лично стал директором театра. В его финансовый план входило делать ставку на лучшую рок–музыку в ущерб драматическим постановкам. Центром внимания была «королевская ложа», из которой Бриан и битлы смотрели спектакли. В этой большой позолоченной ложе, нависавшей над зрителями, стояли длинные современные диваны, обитые шокирующе экстравагантной тканью под шкуру леопарда. За бархатной портьерой скрывалась маленькая прихожая с живыми цветами. Вдоль одной стены располагался бар с тщательно отобранными напитками и холодильник, забитый шампанским. В ложу вел отдельный вход с улицы, чтобы не толкаться вместе со всеми в дверях. Публика с интересом взирала на ложу, ожидая появления Пола с Джейн Ашер или Джона, или Джорджа, или, как часто бывало, преуспевающего молодого антрепренера и самого «творца звезд».
Но теперь, когда слава и богатство превратились в реальность, Бриану этого оказалось недостаточно. Он чувствовал себя разочарованным и начал скучать. Никакие театры и автомобильные агентства в мире не могли заглушить его боль. Даже любовь к Джону Леннону, поддерживавшая его в самые тяжелые периоды, стала более спокойной и трансформировалась в отеческое покровительство.
По вечерам, когда битлы уходили к своим женам или девушкам, а друзья и сотрудники расходились по домам, Бриан оставался наедине с самим собой. Наглотавшись разноцветных таблеток биамфетаминов, он читал ночи напролет, страдая от бессонницы, унаследованной от Куини. Доктор, Норман Кауан, с которым Бриана познакомили в Лондоне, прописал ему секо–нал. Одна–две красные капсулы этого препарата обычно выключали его к рассвету, а просыпался он днем, пьяный и несчастный. Новая горсть таблеток биамфетаминов вновь приводила его в то же состояние. Д–р Кауан, женатый практикующий врач средних лет с солидной репутацией, взявшись за лечение, и понятия не имел, что Бриан принимает амфетамины. Когда же Бриан признался ему в этом, д–р Кауан настоятельно посоветовал ему прекратить принимать таблетки, представлявшие серьезную угрозу для его здоровья. Бриан никогда больше не принимал ни одной таблетки, но, естественно, стал принимать все большие дозы наркотиков, потому что толерантность к ним повысилась. По вечерам он был в состоянии такого сильного наркотического возбуждения, что садился за руль своего серебряного «бентли» и ехал в клуб «Клеремонт» на Беркели–сквер. Привратник присматривал за машиной, а Бриан проводил всю ночь, играя в «железную дорогу» или «баккара»[6], попивая холодное бренди, куря сигару и периодически глотая таблетки в вечном усилии подобрать нужную дозу, чтобы не быть ни слишком возбужденным, ни вялым. Во время таких развлечений можно легко проиграться в рулетку, и он проигрывал. В среднем убытки составляли 5000 фунтов в неделю, но иногда достигали и 17 000 за одну ночь.
Чтобы удовлетворить свой игровой азарт, Бриан стал часто снимать деньги со своего лицевого счета в НЕМЗ, но уже через несколько месяцев это стало беспокоить бухгалтеров, и ему пришлось обратиться к другому, менее заметному источнику. У него вошло в привычку звонить Терри Дорану в «Брайдор» и узнавать, были ли проданы какие–либо машины и заплатили ли за них. Если там была подходящая сумма, Бриан приезжал лично и забирал чеки или наличные деньги. Периодически брат Бриана Клайв заезжал в «Брайдор» проверить расходные книги, но Доран никогда не упоминал о десятках тысяч фунтов, которые забирал Бриан и записей о которых не было в книгах.
Несмотря на успех, деньги и приобретенную славу, Бриан все еще находился в плену самой опасной и несбыточной любовной связи, которая, как он знал, погубит его. Это случилось весной 1965 года. Бриан познакомился и влюбился в молодого американца, проживающего в Лондоне. Звали его Днзз Джиллескай. Двадцатилетний актер и певец говорил с придыханием, у него были темные волосы, насмешливые глаза и вздернутый нос. Бриан настолько им увлекся, что взялся за призрачную артистическую карьеру Дизза и купил ему новый гардероб. Пользуясь предлогом, что Дизз является артистом НЕМЗ, Бриан оплатил многие из его долгов и стал выплачивать ему небольшое содержание из собственного кармана. Разумеется, друзья Бриана предостерегали его, на что он отвечал: «Может быть, он и использует меня, но он отличается от большинства. В нем есть что–то особенное, что–то чему я не могу найти названия».
Возможно, это была склонность Дизза к жестокости. Дизз с Брианом проводили много вечеров в квартире Бриана, где принимали наркотики и пили коньяк.
Чаще всего эти пьяные наркотические вечера заканчивались какими–нибудь злополучными ссорами. Они начинались с простого спора и переходили в кулачный бой и битье зеркал. Как–то раз, чувствуя себя несчастным из–за щедрости Бриана, Дизз довел себя до ярости. Когда Бриан велел ему убираться из дома, Дизз бросился на кухню, схватил самый огромный нож, какой только смог найти, и воткнул Бриану в вену, вытащив к тому же деньги из его кошелька.
Бриан перестал видеться с Диззом после инцидента с ножом, но все было бесполезно, он тосковал по юноше, изнемогал от любви к нему. Однажды вечером я приехал к Бриану и застал там Куини и Гарри Эпштейнов. Они приехали из Ливерпуля, потому что им показалось из телефонного разговора с Брианом, что у него депрессия, и пришли в ужас от того, что увидели. В похмелье, после наркотиков и попойки прошлой ночи, Бриан признался им в своей любви к Диззу Джиллескаю. Куини уговорила его уехать на время во Францию. Вечером мы с Брианом упаковали вещи и направились в Кап д'Антиб, оставив Лондон и Дизза Джиллеская.
По возвращении в Лондон Бриан решил избавиться от квартиры на Уэдхэм–стрит, где был так несчастлив с Диззом. В течение нескольких недель он приобрел прелестное пятиэтажное здание с частным гаражом, комнатами для прислуги, официальной обеденной комнатой и садом на крыше. Чтобы занять себя и отвлечь мысли от Дизза, Бриан бросился заново оформлять дом, следуя советам обладающего прекрасным вкусом Кеннета Партриджа.
615 июня 1965 года битлов включили в список на присуждение почетных титулов и награждение орденами и медалями по случаю дня рождения Ее Величества королевы Елизаветы. Они должны были принять акколаду Члена Британской Империи — самый низкий ранг рыцарского ордена, обычно этой награды удостаиваются филантропы.
Пола, Джона и Ринго потрясла оказанная им величайшая честь, чего нельзя сказать о Джоне Ленноне. Королевская семья и классовая структура Англии всегда были его излюбленной мишенью, и то, что он вступит в их ряды, наполняло его чувством вины. Когда ему впервые сообщили о награждении в личном письме, написанном представителем королевы, он почувствовал такое отвращение, что выбросил письмо в кипу писем от своих фанатов, и так и не ответил на него. Несколько недель спустя, после того, как обеспокоенный Букингемский Дворец спросил Бриана, как Джон отнесся к этому событию, Бриан настоял на том, чтобы галантное письмо от имени Джона было отправлено.
