Иван Ильичев - Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице
…Перед каждым приездом в СССР Анне приходилось самой договариваться о музыкантах, которые поедут с ней на гастроли. В те годы гонорары артистов в Советском Союзе были не столь высоки, поэтому зачастую она не могла уговорить польских музыкантов работать за небольшие деньги. Многие из них предпочитали работу в Польше, гастроли в Германии, а в СССР приезжали с меньшей охотой. Поэтому Анна соглашалась на длительные гастроли, с тем чтобы за счёт количества концертов её музыканты могли заработать хорошие деньги. Сама она зарабатывала немного: уже будучи знаменитой певицей, она не могла даже купить себе нормальную квартиру в Варшаве.
К своей работе Анна относилась очень серьёзно, у неё почти не было свободного времени, она постоянно была чем-то занята. С одной стороны, работа артиста изматывала её, с другой – была для неё удовольствием. Удивительно, что при такой сумасшедшей занятости и востребованности она сумела остаться кристально чистым человеком.
Говоря об отношении советских зрителей к Анне, трудно переоценить любовь публики к этой певице. Её любили все. Всеобъемлющей любовью. Когда в СССР приезжали другие польские артисты, их концерты проходили с успехом, но никто из них не пользовался такой огромной любовью у зрителя – ни Здислава Сосницка с прекрасным голосом, ни Марыля Родович. У других артистов была лишь популярность, а у Анны – и популярность, и любовь зрителя.
В студии ленинградского телевидения. Фото Лии Спадони
О своих гастролях она предупреждала меня, присылая телеграммы. Однажды, зная, что она приедет, я привезла с загородного участка большую ветку с яблоками. В гостинице, где должна была остановиться Анна, я договорилась с горничной, и она открыла мне её номер, я положила эту ветку в ванную, набрав в неё воды. Через несколько часов приехала Анна и, увидев эту ветку, сразу позвонила мне: «А я уже знаю, кто меня ждёт! Теперь у меня будут яблочки!».
О влиянии её голоса можно говорить много. Он обладал огромной энергетикой! Приведу пример. Однажды я отдыхала в Хосте, меня поселили в номере, окна которого выходили на танцплощадку. Каждый вечер там творилось что-то ужасное: постоянные драки, крики, ругань. Я не могла уснуть несколько ночей подряд. Но в один из дней вдруг понимаю, что выспалась. То же самое повторилось и в следующий вечер – тишина. Я пришла к девушкам, которые заведовали танцплощадкой, и спросила, что случилось, почему перестали кричать и драться по ночам. И мне ответили: «А мы теперь Анну Герман "крутим"!». Другой случай мне рассказали врачи одной ленинградской больницы. Они делали обход в отделении больных полиомиелитом и, зайдя в одну палату, встретились с такой реакцией лежавших там девочек-пациенток: «Тише! Пожалуйста, тише! Анна Герман по радио поёт!».
Анна обладала редчайшим свойством: она не только дарила слушателям дивные эмоции, улыбки и радость. Её сила была в воздействии на низменные инстинкты человека, она прекращала агрессию в душах людей. Человек пробуждался, слушая её голос.
Благодаря Анне многие люди узнавали Польшу, влюблялись в других польских артистов. Она была светилом для Польши, ради которого советские люди хотели познавать культуру этой страны: мы читали польские журналы, слушали включения польского радио, ходили на концерты польских артистов. Для многих это было связано с Анной, причиной этого интереса была любовь к ней, а через неё – и к стране.
Во время прогулки по Ленинграду
Последний раз я видела Анну на концерте 31 декабря 1979 года в ДК им. Капранова. В тот вечер я уловила, находясь в зале, страшное ощущение обречённости и финала. Анна вышла на сцену в глухом чёрном платье и а капелла запела «Аве Мария». Эту знаменитую молитву пели до неё многие, но в её исполнении было в тот вечер что-то необъяснимое. Она словно прощалась с нами. Когда она закончила исполнение, в зале стояла мёртвая тишина. И только потом шквал оваций.
А после концерта мы общались в гостинице «Европейская», я записала несколько её реплик на магнитофон. У неё в тот вечер страшно болела голова, она очень мучилась. Всё это происходило на фоне наступающего Нового года, в гостинице кругом была предновогодняя суета, пахло ёлкой и шампанским. И на контрасте шумного праздника – тёмный коридор на этаже и еле слышный голос Анны из глубины номера: «Лия, входите, пожалуйста!». Я решила не мучить её вопросами и просто предложила сказать несколько слов о некоторых её песнях. Эта запись потом прозвучала на радио вместе с песнями. Когда я уходила, Анна провожала меня в дверях и всё махала рукой, пока я не скрылась за углом. Я ушла от неё в смятении; с горьким чувством вышла на улицу и несколько часов не могла сдвинуться с места, стояла под памятником Пушкину и рыдала. Слёзы меня душили. Это было предчувствие беды.
Фрагменты рукописи черновиков к статье Лии Спадони об Анне Герман:
…Анна Герман пробуждала непривычную для эстрадного концерта, из иной природы чувств, тоску по чему-то несостоявшемуся, невстреченному, тоску по прекрасному, что неизменно венчает настоящее искусство. Недаром многие говорят, что плачут от её голоса. Я уверена, что все люди, присутствовавшие на её концертах, были в те вечера хорошими людьми… Её благодарное сердце не умело оставаться в долгу, и в ответ на потоки признательности, несущейся к ней из зала, она отвечала излучениями всё большей и большей силы.
…Я часто сидела за кулисами на её концертах, на рубеже прилива и отлива магнетических волн, уходящих от неё в зал и возвращаемых залом обратно. И я никогда не забуду (как, впрочем, и всего связанного с этим человеком) концерт в ленинградском Театре эстрады. Воспоминание о нём хранится в моей памяти как редкое растение, замурованное в капле янтаря. Между двумя белыми тонкими колоннами, обрамляющими сцену изнутри и невидимыми публике, такая же тонкая, светлая, натянутой тетивой, вся подавшись в зал, стояла Анна, а из его мрака к ней были воздеты человеческие лица, множество самых разных лиц самых разных людей с единым выражением – это выражение было молитвенным.
…Я никогда не видела синих людей, совсем синих, даже в блокаду, а Анну Герман видела. Ей всегда было хорошо с трудовыми людьми, они встречали её как родного человека после долгой разлуки. После изумительного концерта в ДК им. И. Газа, на культпоходе какого-то завода, когда Анна была такой своей, столько неожиданно шутила, смеялась, вдохновлённая восторженным, глубокородственным приёмом зала, она сидела в гримуборной, дожидаясь отъезда, синяя. Она отдала всю кровь, отдала больше, чем имела, больше того, что имела право отдать. Благодарное сердце заставило её забыть о последней капле инстинкта самосохранения.
