Георгий Метельский - До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове
— Подумаешь, какая точность… — Фиолетов усмехнулся, узнав в полиции об этой царской милости.
— Напрасно смеетесь, молодой человек, — заметил сидевший в участке полицейский. — Будь я на месте государя, я бы и копейки таким, как ваш брат, не дал бы.
Спорить с ним было бессмысленно и небезопасно. Фиолетов держал в руке только что полученные восемь с полтиной, соображая, как их растянуть на целый месяц. Была бы с ним Ольга — вышло бы семнадцать на двоих, она вела б хозяйство, и все было бы хорошо.
Фиолетов все же надеялся, что его прошению на имя губернатора дадут ход, и он, набравшись терпения, ждал, когда подойдет сюда очередной этап, — возможно, с ним приедет Ольга. Правда, уверенности в этом не было.
Одинокую фигуру Фиолетова, каждый день прохаживающегося по пустому причалу, в конце концов приметил начальник дебаркадера.
— Вы чего тут постоянно гуляете, молодой человек? — спросил он дружелюбно.
— Да вот жена должна приехать… Вы не знаете, когда следующий этап прибудет?
— Знаю. Послезавтра к ночи. Так что возвращайтесь-ка домой, молодой человек, а в четверг часам к десяти придете.
…Конечно, в четверг он явился на причал не к десяти часам, а к шести — не хватило выдержки.
Приход баржи с политическими ссыльными местные власти всегда старались держать в секрете, но это им никогда не удавалось, и к восьми часам на пристани появились первые встречающие, а к девяти весь причал уже был заполнен народом.
Баржа показалась вовремя — точная копия той, на которой приехал Фиолетов. Уже совсем стемнело, высыпали звезды. Два керосиновых фонаря на дебаркадере почти не давали света, но на барже горели огни, и были видны сгрудившиеся на палубе пассажиры, конвой, швартовая команда с пеньковыми тросами в руках. Те, кому полагалось сойти, стояли отдельной группой, человек десять — двенадцать.
Ольги среди них не было.
«Что же это такое!» — чуть не вскрикнул Фиолетов, и в этот момент услышал ее голос:
— Ванечка! Я здесь… — Она стояла на куче канатов, валявшихся на палубе, и, увидев Фиолетова, подбежала к борту. — Меня в Яренск везут!
— В Яренск? — Он чуть не задохнулся от обиды на свою судьбу.
Фиолетов стоял внизу, задрав голову, и смотрел на свою Ольгу. Слабый свет фонаря освещал ее похудевшее лицо, белый платок, из-под которого выбивались толстые косы.
— Как здоровье? Я так волновался…
— Поправилась, как видишь… Я не знала, куда тебя загнали. На каждой пристани искала, все глаза проглядела.
— Я тоже каждый день сюда ходил, тебя встречал.
— Вот и встретились… — Она горько усмехнулась, — чтоб сразу расстаться.
— Не положено разговаривать, барышня. — К Ольге подошел пожилой конвойный солдат.
— Это мой муж, — сказала она, показывая на Фиолетова.
Солдат молча отошел от нее.
«Муж… — Фиолетов тяжело вздохнул. — Если бы мы были обвенчаны… Семейных почти всегда направляют в ссылку в одно и то же место». Он задумался и вдруг радостно улыбнулся от шальной мысли.
— Послушай, Леля. В Яренске есть такая Дуся Казакова. Она со мной одним этапом ехала. Найди ее и спроси, не будет ли она против, если я ее в невесты возьму.
— Да ты что, Ванечка! — Ольга всплеснула руками.
— Глупенькая. Если я напишу губернатору, что в Яренске у меня невеста, меня туда обязательно переведут. Только чтоб она согласилась на эту комедию.
Ольга наконец поняла и обрадовалась.
Баржа простояла в Сольвычегодске до утра. Старожилы из ссыльных давно разошлись по домам, уводя с собою новичков — кого к себе, кого на заранее подысканную квартиру. Несколько человек местный конвой отвел тюрьму: они в чем-то провинились в Вологде и губернатор определил им «дополнительную меру наказания». А Фиолетов и Ольга все стояли друг против друга, говорили и не могли наговориться…
Для Фиолетова настали трудные дни.
Ранняя северная осень вступила в свои права. Оголились деревья, застуденела вода в Вычегде. По утрам под ногами хрустел молодой ледок, и Фиолетов мерз в своем истрепанном летнем пальтишке. «Одежных» денег так и не выдали…
Настоящего дела на первых порах не было, и он много читал. У ссыльных оказалась маленькая библиотечка, куда с воли иногда попадали даже запрещенные книжки и газеты. Там же время от времени устраивали жаркие дискуссии между большевиками и меньшевиками, и Фиолетов не оставался в стороне. Работать где-нибудь в учреждении или в мастерской «политикам» не разрешали, но они все равно как-то подрабатывали, и местные власти до поры до времени смотрели на это сквозь пальцы. Фиолетов чинил замки, запаивал прохудившиеся кастрюли и ставил металлические оградки на могилах. И еще ждал писем от Ольги. Она обещала сразу написать, как доехала, устроилась, договорилась ли с Дусей Казаковой.
Письмо от Ольги пришло только в начале октября.
Ольга писала, что скучает, мается без своего Ванечки, что недавно послала в Вологду губернатору телеграмму, и тут же привела ее почти полностью: «Жизнь дорога. Квартиры нет. Посторонней помощи нет. Живу впроголодь. Покорнейше прошу перевести в Сольвычегодск».
«Только из моей телеграммы ничего путного не вышло, — писала она. — Так что, Ванечка, теперь осталась одна надежда — на твою затею. С Дусей я говорила, она хорошая женщина и на все согласна».
«Ну что ж, попробуем зайти с другого хода», — сказал сам себе Фиолетов и попросил у знакомого почтаря листок бумаги.
«Имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство о переводе меня из города Сольвычегодска в город Яренск, ввиду того что там находится моя невеста Евдокия Георгиевна Казакова, с которой я намерен обвенчаться».
— На свадьбу позовете? — У исправника, которому Фиолетов подал эту бумагу, поднялось настроение: одним ссыльнопоселенцем у него в уезде, возможно, станет меньше.
— Нет, господин исправник, не позову, — ответил Фиолетов. Он понимал, что сидящий перед ним полицейский изволит шутить, но даже шутки от него принимать не хотелось.
— Ладно, не петушитесь. — Исправник тут же написал сопроводительный рапорт. — Лично против вас, господин Фиолетов, я ничего не имею и, дабы помочь вам поскорее справить свадьбу, докладываю господину губернатору о том, — он заглянул в только что написанное, — что «за время проживания в городе Сольвычегодске Фиолетов вел себя скромно и ни в чем предосудительном замешан не был».
На сей раз губернатор Хвостов оказался более милостивым и просьбу поднадзорного Фиолетова удовлетворил. Дело объяснялось просто: Яренск находился севернее Сольвычегодска и считался более суровым местом ссылки.
26 января 1909 года состоящий под гласным надзором полиции крестьянин Иван Фиолетов, имея на руках проходное свидетельство, выбыл из города Сольвычегодска в город Яренск.
Глава третья
Пара добрых коней мчала розвальни по занесенному снегом почтовому тракту, проложенному вдоль Вычегды. Полчаса назад в сани уселся Фиолетов, накрывшись казенным тулупом. В Сольвычегодске его провожал околоточный, на прощание просивший не убегать и спокойно доехать до Яренска.
— Все равно найдем, — сказал он добродушно. — Только лишних хлопот и мне и себе наделаете.
Мороз был градусов двадцать, скрипел снег под полозьями саней, возница тянул вполголоса какую-то песню, звенел колокольчик под дугой коренника, а Фиолетов смотрел по сторонам и думал о скорой встрече с Ольгой. Отяжелевшие от инея ветви сосен обвисли и задевали за шапку, если он не успевал нагнуться. Дорога предстояла неблизкая, хотя по северным понятиям не такая уж и далекая — верст полтораста.
Судя по тому, что вычитал Фиолетов в книжках по географии, захудалее уездного города, чем Яренск, в губернии не было. «Городишко здесь самое убогое», — писали о Яренске. А вот похвалиться своей древностью он мог. Известен по книге «Большой Чертеж» 1552 года.
У Яренска был свой герб. Верхняя его половина копировала герб Вологды: рука в облаке, несшая золотую державу и серебряный меч, в нижней — на голубом фоне две бегущие друг за другом белки как напоминание о том, что беличий промысел — главный для жителей Яренска.
О том, что он едет в Яренск, Фиолетов дал Ольге телеграмму. О том же сообщил и уездный исправник, но не Ольге, а своему коллеге в Яренске и губернатору Хвостову. Начальник губернии в свою очередь поставил в известность о передвижении Фиолетова господина министра внутренних дел. Каждый шаг политического ссыльного должен быть известен начальству.
На четвертые сутки над холмами с темно-зеленой щеткой хвойных лесов показались верхушки яренских церквей, их сиявшие на солнце позолоченные кресты и голубые купола.
— Скоро вить приедем, барин, — сказал возница.
Фиолетов расхохотался:
