Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
С ФОКА тоже приходилось нелегко. Экклстоун потерял к ассоциации всякий интерес. «Нельзя американизировать „Формулу-1“, — настаивал он. — Для американской публики это слишком сложно. Их телевидение — это вообще как бои без правил». Он стремился на Восток. Там «много денег, никто не знает, что с ними делать». Невзирая на всеобщий скептицизм, Экклстоун решился изложить свои взгляды на будущее, и в этом усматривалась удивительная симметрия — старая система доживала последние дни.
В воскресенье 14 августа 1988 года Экклстоун отдыхал в своём доме на Сардинии вместе с Херби Блашем. Ему позвонил Марко Пиччинини и сообщил о кончине Энцо Феррари. По личному распоряжению патриарха его должны были похоронить сразу, никого не ставя в известность, но для нескольких человек — в том числе для Экклстоуна — Феррари велел сделать исключение. Смерть «Старика» опечалила Экклстоуна. Целый час они с Блашем вспоминали, как «по-отечески» он относился к Берни. Вечером он поехал на ужин к своему соседу Сильвио Берлускони и с удовольствием отметил, что медиамагнат, очевидно, не входил в список избранных Феррари.
Хорошие отношения с Берлускони стали ключом к успеху следующего этапа. Своей всемирной популярностью «Формула-1» была обязана телевидению, однако Экклстоун понял, что продал права ЕВС слишком дёшево. Вскоре предстояло продлевать «Договор согласия», а второй контракт с ЕВС истекал в 1990 году, и он хотел вернуть себе права на телевизионные трансляции. Руководство ЕВС предупреждало, что договор нужно заключать именно с ними, так как никто из членов ЕВС не будет вести переговоров напрямую. Однако глава спортивной редакции «Би-би-си» Джонатан Мартин не разделял эгоистичного стремления ЕВС к единству. На «Би-би-си» были готовы не только нарушить монополию ЕВС, но и начинать трансляции на полчаса раньше, чтобы предоставить спонсорам больше эфирного времени. Опираясь на поддержку «Би-би-си», Экклстоун готовился вести переговоры с каждой телекомпанией по отдельности. На его счастье, Балестр не подозревал об истинной стоимости телевизионных прав и вряд ли мог узнать о ней в ближайшем будущем. В ноябре 1986 года с ним случился сердечный приступ, и хватка президента ФИА чуть ослабла.
Экклстоун и сам не очень понимал, как устроен телевизионный мир вне ЕВС. Он знал, что магнаты вроде Берлускони создают собственные телесети, которые конкурируют с государственными и готовы платить деньги за популярные программы. В новой для себя области Экклстоун полагался на мнение бывшего сотрудника ЕВС швейцарца Кристиана Фогта. Благодаря связям, налаженным на прошлой работе, Фогт начал переговоры с телекомпаниями трёх ключевых стран: Франции, Италии и Германии. Если удастся заключить эксклюзивные контракты, то и за остальными странами дело не станет. Он продавал не просто гонку, а рекламную площадку с потенциалом в 26 миллиардов просмотров — невероятная цифра. Такая массовость будет очень привлекательна для спонсоров. Экклстоун хотел, чтобы за право продавать рекламу телекомпании согласились показывать все гонки в прямом эфире и в удобное время. Двухчасовая трансляция должна была, как магнит, притягивать вещательные компании и рекламодателей. Впрочем, такие переговоры требовали колоссальной энергии и организационных ресурсов. Трюкам с Уоррен-стрит здесь было не место. Экклстоун даже не представлял, во что в итоге выльются эти сделки. Позже он едко заметил: «Сначала становись на ноги, потом становись богатым, а уж в самом конце — честным». Его бизнес был всё ещё на первом этапе.
В конце октября 1990 года Экклстоуну исполнилось шестьдесят. В Чессингтоне организовали вечеринку-сюрприз, он же не мог скрыть своего раздражения. Жене и дочерям (Петра родилась в декабре 1988 года) он велел даже не вспоминать о юбилее. Через несколько дней, в возрасте 87 лет, скончался от инфаркта Сидни Экклстоун. Он сидел на диване, держал жену за руку и вдруг умер. Экклстоун поехал на погребальную службу вместе со Славицей, но в церковь при крематории заходить не стал, а только бродил вокруг в страшном беспокойстве. Его дочь Дебби считала, что отец не любит похороны, — и Берни сразу ухватился за эту мысль, скрывая от всех, что Славица просто запретила ему видеться со старшей дочерью.
Отношения между Дебби и Славицей испортились два года назад. Раньше дочь часто заходила в гости, как и прежде к Туане, а их дети вместе игра ли то в Челси, то у Дебби в Чизлхерсте. Муж Дебби даже возил Славицу в Чизлхерст и обратно. Однако вскоре после рождения Петры Дебби как-то по случаю заехала к ним, и Славица вдруг словно с цепи сорвалась: велела ей больше не показываться. Мужу она строго-настрого запретила видеться со старшей дочерью, а он не стал возражать. Именно поэтому Экклстоун и не зашёл в крематорий. Через два месяца Берта Экклстоун писала Энн Джонс, что сын со Славицей всё-таки заезжали к ней вскоре после смерти Сидни.
«Поразительно, как глубоко Бернард переживал его смерть, — писала она. — Наверное, он не ожидал такого исхода, поскольку недавно видел отца в добром здравии». Ещё Берта упомянула, что сын «был к ней очень добр». Экклстоун всегда скрывал свои чувства, и никто не понимал, до чего он беспокоится за родителей. Он постоянно возил овдовевшую мать к подругам, а потом платил сиделке, которая ухаживала за ней на дому. Никто из мира «Формулы-1» и не подозревал, как нежно он любил мать. Если же говорить о делах, то он рвался к несметным богатствам телевизионных контрактов, и тут жёсткость выходила на первый план.
Макс Мосли, настоящий ценитель автоспорта, часто критиковал Экклстоуна за полное отсутствие интереса к чему-либо, кроме «Формулы-1».
— Ты здорово потрудился с «Формулой», — увещевал его Мосли, — но ты же глава рекламного отдела ФИА. Давай теперь займёмся ралли.
У спонсоров и автопроизводителей — таких как «Рено», «Мерседес», «Форд» и «Порше» — был стойкий интерес к гонкам кузовных автомобилей в Европе и Африке. Трансляции собирали неплохую аудиторию, но Экклстоун был непреклонен.
— Может быть, это интересно участникам, — возражал он, — но не зрителям.
Мосли не сдавался и заставил Экклстоуна посмотреть трансляцию ралли в Португалии. Позже он вспоминал: «Как только Берни увидел грязь, он глянул на свои туфли и заявил: „Я туда ни ногой“. Потом хлопнул дверью и уехал». Телеаудитория ралли неуклонно снижалась. В упадок пришли даже ежегодные «Двадцать четыре часа Ле-Мана», собиравшие в лучшие годы свыше пятидесяти машин и множество зрителей со всего мира. После этого и в других гонках участников стало меньше, а значит, меньше и рекламы.
На телевидении царила «Формула-1», и производителям пришлось посвятить себя именно этому виду гонок. Некоторые из организаторов соревнований обвиняли Экклстоуна в нечестной конкуренции и даже шли в суд. Им удавалось добиться скромных выплат, но в выигрыше всё равно оставался Экклстоун. «Любой, кто утверждает, что мы убиваем другие виды гонок, просто несёт чепуху», — заявлял он и отмахивался от всех обсуждений, считая их «несущественными». Балестр жалобщикам тоже не особенно сочувствовал. «Нельзя винить во всём Берни Экклстоуна и утверждать, будто бы он ущемляет интересы других чемпионатов и „убивает“ их… У Экклстоуна есть своё видение — ему больше нравится „Формула-1“. Это его неотъемлемое право».
Сочувствие Балестра не удивило Берни. В 1991 году предстояли перевыборы президента ФИА, и француз рассчитывал на помощь Экклстоуна, а тот, в свою очередь, ни единым словом не разуверивал Балестра в своей поддержке, поскольку истекающий в 1992 году «Договор согласия» ещё не был продлён. В первую очередь Экклстоуну хотелось, чтобы Балестр одобрил передачу телевизионных прав ФОКА. По соглашению 1987 года ФИА получала 30% средств, перечисляемых ЕВС, а остальное доставалось командам и Экклстоуну. Реальные годовые отчисления в пользу ФИА не превышали миллиона долларов. Экклстоун не намеревался посвящать Балестра в свои планы по агрессивному развитию бизнеса. Чтобы ещё сильнее запутать противника, он поручил заниматься «Договором согласия» Пэдди Макнелли. Тот говорил по-французски, а его подкупающая честность окончательно убедила Балестра, что он нашёл нового союзника. Экклстоун потом признал:
— Да, я использовал Пэдди, чтобы Балестр ничего не заподозрил.
К тому моменту бизнес Макнелли процветал. Хотя Экклстоун настоял, чтобы он финансировал убыточные Гран-при, а также строительство в Хоккенхайме и на других автодромах, Макнелли всё равно не сомневался, что вернёт вложенное за счёт принадлежащих ему 80% рынка рекламы и сервиса для зрителей. Балестру он представился директором фирмы «Оллсопп, Паркер и Марш», или ОПМ (зарегистрированной в Ирландии, чтобы платить ещё меньше налогов, чем в Швейцарии). Вторым членом совета директоров ОПМ был швейцарский юрист Люк-Жан Арган — один из важнейших соратников Экклстоуна, с которым его познакомил Йохен Риндт. Остальные акции ОПМ принадлежали никому не известным компаниям с острова Гернси. При этом знакомство Макнелли с Балестром срежиссировал именно Экклстоун.
