П. Люкимсон - Царь Давид
Думается, вряд ли стоит подробно разъяснять читателю смысл этой притчи – он достаточно прозрачен. Лучше последуем дальше за судьбой Давида, тем более что вскоре после разговора с Саулом в ней произошел еще один драматический поворот.
Глава девятая Князь Секелага
Само собой, Давид и не подумал поверить клятвенным заверениям Саула и призывам вернуться к нему. Напротив, он не сомневался, что пройдет совсем немного времени и Саул начнет преследовать его с новой силой, ибо никогда не простит Давиду того демонстративного благородства, с которым тот дважды подарил ему жизнь.
В то же время и дальше бегать от Саула по всей Иудее Давид не мог. Как уже говорилось, многие из его шестисот воинов были обременены семьями, у каждой семьи было какое-никакое имущество. Этому лагерю становилось все труднее и труднее перемещаться с места на место, и все люди Давида со страхом ждали зимы, когда над Иудеей открываются хляби небесные, кажется, вот-вот начнется новый Всемирный потоп, а в пещерах по щиколотку стоит вода.
Ища выход из этой ситуации, Давид решает снова идти к Анхусу, царю Гефа, в земле которого ему нечего было опасаться преследований Саула. Но на этот раз он идет к Анхусу не как пускающий по бороде слюну юродивый, а как предводитель отряда наемников из шестисот хорошо вооруженных воинов, и у него есть все основания считать, что царь не откажется от его услуг.
Нам остается только предполагать, какие бурные споры вызвало в лагере это решение Давида. Идти на службу к злейшим врагам израильтян, филистимлянам, – значило становиться предателями в глазах своих соплеменников. А что они будут делать, если Анхус велит им сражаться со своими братьями?! Тем не менее – и Библия подчеркивает это! – все шестьсот человек, как один последовали за Давидом, и это еще раз доказывает, какой огромной силой убеждения он обладал, насколько непререкаемым был его авторитет.
Филистимляне, разумеется, были наслышаны о том, что в последние месяцы царь израильтян был только и занят тем, что гонялся за своим бывшим зятем и тысяченачальником, а потому появление Давида в Гефе не вызвало особого удивления у Анхуса. Скорее наоборот: Анхус был достаточно умен, чтобы предвидеть такой поворот событий и попытаться обратить его в свою пользу. Для него не было сомнений, что Давид после беспрестанных преследований должен ненавидеть Саула и гореть желанием отомстить ему. А потому Анхус выдвинул Давиду то самое условие, которого больше всего боялись его воины: в качестве платы за убежище они должны будут обратить свое оружие против евреев, постоянно совершать набеги на земли израильтян, отдавая ему, Анхусу, львиную долю добычи.
Такие набеги, по мысли Анхуса, с одной стороны, должны были окончательно превратить Давида в подонка и предателя в глазах своего народа, а заодно настолько ослабить израильтян, чтобы позже по ним можно было нанести сокрушительный удар и окончательно покорить их. Надо сказать, что уже для того времени такая тактика была отнюдь не новой, да и в последующие эпохи она не раз активно использовалась различными правителями. Вспомним хотя бы, как монгольские ханы играли на противоречиях русских князей, особенно в период усиления Московского княжества.
И Давид принимает это условие, выдвигая в ответ единственную просьбу: учитывая то, что евреи и филистимляне не очень симпатизируют друг другу, он просит выделить ему и его людям какое-то отдельное место для жительства – "один из малых городов".
"И дал ему Ахиш в тот день Циклаг; поэтому принадлежит Циклаг царям иудейским до сего дня. И было число дней, которые прожил Давид в земле Пелиштимской, год и четыре месяца" (I Сам. 27:6-7).
На самом деле, утверждают комментаторы, в самом этом подарке Анхуса заключалась злая ирония. Секелаг (Циклаг) был не городом, а большой деревней, располагавшейся в уделе колена Симеона, на самой границе между еврейскими и филистимскими землями. Захватив это село, филистимляне вырезали всех его жителей, и то, что Давид согласился поселиться в Секелаге, выглядело бы оправданием им этой резни и служило все той же цели – окончательно противопоставить его своим сородичам.
Но дело в том, что Давид и не думал воевать со своими соплеменниками. Он снова играл перед Анхусом, но на этот раз разыгрывал из себя не сумасшедшего, а гонимого и озлобленного на весь мир человека, готового воевать с кем угодно. И он вновь водил Анхуса за нос, ибо не было для него ничего в мире важнее своего народа и своей веры и он действительно предпочел бы умереть, чем предать их.
Но Анхус ждал своей доли добычи и демонстрации верности, а значит, сидеть сложа руки Давид не мог. Тогда в его голове сложился поистине страшный план того, каким образом обмануть царя Гефа. Его дружина в самом деле стала совершать набеги, но не на еврейские земли, а на земли соседних народов – гисурян, амалекитян, кенийцев и т. д. При этом Давид каждый раз отсылал значительную часть добычи – стада мелкого и крупного рогатого скота, лощадей и овец, одежду, драгоценности и т. д. – Анхусу во дворец, уверяя, что все это было добыто в еврейских городах и селах. А чтобы этот обман не был разоблачен, воины Давида… вырезали поголовно все население захватываемых ими деревень и городков, не оставляя в живых даже грудных младенцев, – так, чтобы никто не мог рассказать, откуда именно доставлена в Геф добыча:
"И поднимался Давид и люди его и нападали на гешурян, и на амалекитян, которые населяли издавна эту страну до дороги в Шур и до земли Египетской. И поражал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец, и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду; и возвращался и приходил к Ахишу. И говорил Ахиш: на кого напали вы ныне? И говорил Давид: на юг Иудеи, и на юг земли исрахмельцев, и на юг земли кенийцев. И ни мужчины, ни женщины не оставлял Давид в живых, чтобы привести в Гат, так как говорил: чтобы они не рассказали о нас, говоря: "Так поступал Давид и таков был образ его действий во все дни пребывания в земле Пелиштимской"…" (I Сам. 27:8-11).
Эта уловка Давида сработала: Анхус все больше уверялся в преданности Давида и в том, что тот окончательно отвергнут собственным народом, а потому будет служить ему до конца своих дней:
"И стал доверять Анхус Давиду, говоря: он сделал себя ненавистным народу своему, Исраэлю, и будет рабом моим навсегда…" (I Сам. 27:12).
Надо заметить, что военные победы евреев последнего времени филистимляне связывали не столько с Саулом, сколько с Самуилом и Давидом, Почему с Давидом – понятно: его победа над Голиафом повергла филистимлян в шок, следствием которого и стал полный разгром их армии. И все же главным виновником побед евреев филистимляне числили Самуила. Как язычникам им, безусловно, была чужда и непонятна идея Единственного Бога, которому поклонялись евреи, однако при этом они не отрицали того, что Самуил является великим пророком, а точнее, жрецом и колдуном, умеющим завоевывать благосклонность неких высших сил для своего народа.
