Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях
А Николай Васильевич работал. Черкал, комкал страницы, отшвыривал их в сторону. И начинал все заново.
Обычно уже под утро Сорочинская ярмарка постепенно затихала. Люди разбредались кто-куда, животные и птицы погружались в сладостный утренний сон… А Николай Васильевич подходил к окну, настежь распахивал его, вдыхал полной грудью холодный петербургский воздух.
Надо было собираться на службу в департамент.
За несколько недель подобного распорядка Николай Васильевич сильно вымотался, Под глазами появились синие круги. Но на столе возвышалась целая стопка страниц. На первой из них каллиграфическим почерком было выведено.
«Вечера на хуторе близ Диканьки».
Кто-нибудь видел хохочущего кота? Увидеть смеющегося, ухмыляющегося, не фокус. Сколько угодно. А вот хохочущего…
Будучи первым слушателем сочинений Николая Васильевича, кот Селифан распоясывался до невозможности. Заваливался прямо на столе на спину, дрыгал лапами в воздухе и мотал в разные стороны мордой. А из пасти его вырывались уж вовсе неприличные рыдания…
Между прочим, впоследствии новые друзья Николая Васильевича, поэт Жуковский и сам Александр Сергеевич Пушкин, слушая чтение «Вечеров» вели себя аналогично. Поэт Чуковский так же мотал головой и, хохоча, изрыгал изо рта такие звуки, что и Селифан. А сам Пушкин заваливался от смеха на диван и точно так же дрыгал ногами в воздухе. Но это… потом.
Смех, как известно, занятие крайне заразительное. Вроде чиха. Изредка отрываясь от чтения, бросая быстрые взгляды на хохочущего Селифана, Николай Васильевич и сам похохатывал. Но так, скромно, в рамочках. Сдерживая себя. Автору как-то неприлично смеяться над собственным сочинением. Есть в этом что-то… Скромнее надо быть.
Отсмеявшись, Селифан обычно тяжело вздыхал и напрямик высказывал, если что не так. Давал довольно дельные советы, тут подсократить, тут убавить, тут уточнить. Чаще всего Гоголь соглашался, поскольку литературный вкус у Селифана был отменного качества.
Ах! Если б у каждого писателя имелся свой Кот с литературными понятиями. Не погруженный в заботы суетного света.
Как-то незаметно рукопись «Вечеров на хуторе близ Диканьки» разошлась по рукам. Все читавшие одобряли. Только фамилия автора слегка настораживала. Гоголь? Кто таков? Почему не знаем? Но устойчивое положительное, даже восторженное мнение сложилось.
В один из дней в каморку на пятый этаж вбежал лучший друг Саша Данилевский, в юнкерском мундире и прямо с порога бросил:
— Должен сообщить тебе пренеприятное известие! С тобой хочет познакомиться Дельвиг!
И весело рассмеялся. Саша Данилевский потому и был лучшим другом, что умел радоваться успехам товарища.
У юного Николая Васильевича невольно перехватило дыхание. Даже Селифан на своем книжном шкафу проснулся и навострил уши.
Дельвиг! Антон Антонович Дельвиг! Поэт и издатель «Литературной газеты». Лицейский друг самого Пушкина. Ужель сдвинулось? Ужель проклятая полоса полного безысходства кончилась?
В волнении Николай Васильевич бросил взгляд на Селифана. Тот незаметно одобрительно кивнул головой.
Последние дни Дельвиг чувствовал себя скверно. Лечился, но без всякой пользы. Вялость и апатия, которые все почему-то приписывали обыкновенной лени, в действительности были следствием застарелой болезни сердца.
Но Антон Антонович не терял присутствия духа. Много шутил, много работал. Жаль только вдохновение посещало его теперь все реже и реже. Хотя… по-прежнему, его стихи нельзя было спутать ни с чьими. По-прежнему, каждое из них несло особую, «дельвиговскую» печать. По-прежнему, его «Литературная газета» была нарасхват.
Дельвиг принял юного Гоголя лежа на диване. И сославшись на плохое самочувствие, так и не поднялся с него, кутаясь в халат.
Худой, остроносый юноша со смешливыми, горящими глазами и со странной птичьей фамилией, произвел на Дельвига самое благоприятное впечатление. Невольно вспомнил он себя в молодости.
Беседовали долго. Обо всем. Дельвига покорил неиссякаемый оптимизм и жизнелюбие начинающего автора. А начитанность и глубина суждений по вопросам литературы явилась приятной неожиданностью. Ведь после ознакомления с «Диканькой» у него сложилось устойчивое мнение, будто сей автор значительно старше возрастом.
По завершении встречи Антон Антонович пообещал Гоголю свою поддержку. Заказал сразу несколько статей для «Литературной газеты», и пообещал свести с нужными людьми. С Жуковским и Пушкиным.
Вернувшись в свою каморку, Николай Васильевич подробно отчитался перед Селифаном о знаменательной встрече. Последний отнесся одобрительно.
— Недурно-с! Недурно-с! — задумчиво прошипел он. И его округлые глаза обрели даже какую-то мечтательность.
Но работать в тот день Николай Васильевич уже не мог. Его просто распирало какое-то волшебное чувство. Какое-то особенное…
— Селифан! — начал он вязаться к своему хвостатому единомышленнику. — Давай, того… полетаем, а?
— Как это?! Зачем это?! — недовольно хмурился Селифан.
— Очень просто, — пожимал плечами Гоголь. — Встали оба на подоконник, набрали побольше воздуха и… готово дело, полетели!
— Не в настроении мы, — мрачно отвечал Селифан.
Плохой признак, если Селифан говорил о себе во множественном числе, «мы!». Но Николай Васильевич не отступал.
— Обозрим просторы… Летучих мышей погоняем…
— Летучих мышей не видал я, что ли! — недовольно мотал головой Селифан. — Мальчишество какое-то! Котятничество!
Короче, полетать в тот день так и не случилось.
«Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз, голова у Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх…».
Когда печатался уже второй сборник повестей под названием «Миргород» Николай Васильевич по привычке стремительно вошел в типографию и застал там странную картину.
Наборщики, отложив работу, перебирали только что отпечатанные листы и, тыкая пальцами в отдельные строки, весело смеялись.
Увидев Гоголя, неподвижно застывшего на пороге, наборщики дружно прыснули в кулаки и вернулись к прежним делам. Изредка бросали на него одобрительные взгляды.
На душе у Николая Васильевича стало удивительно светло и радостно. Будто долго бродил по лесу и, наконец, увидел сквозь густые заросли светлую опушку. А за ней поле, дорогу…
Нельзя сказать, после выхода в свет «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Николай Васильевич проснулся знаменитым. Но то, что это случилось всего за несколько дней, безусловно.
