Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях
Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях краткое содержание
Анатолий Чупринский
Маленькие повести о великих писателях
УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО ШЕКСПИРА
«Есть документы парадные, и они врут, как люди»
«…там, где кончается документ, там я начинаю…»
Юрий ТыняновВсе началось с шутки.
— Хочу родить ребенка. Мальчика, — заявил как-то вечером, сидя в таверне «Лисий хвост», Джон Андервуд. Это был добродушный молодой человек внушительного роста, с неизбежными усами и бородкой. Он мечтательно устремил голубые глаза куда-то вдаль, и на его круглой, как луна, физиономии застыла странная улыбка.
Уильям Уайт и Роберт Шеллоу с любопытством уставились на Джона, ожидая продолжения, но его не последовало.
Трое друзей часто коротали время в этой, самой захудалой таверне на северной окраине старого Лондона. Все трое получили блестящее образование в кембриджском университете и принадлежали к высшему слою общества. Молодость и здоровье били в них ключом, и еженедельное, хотя и инкогнито, посещение таверны с самой дурной репутацией, было для них своего рода ритуалом.
Ночная стража с барабанным боем, алебардами и факелами сюда никогда не заглядывала, и частенько, после изрядной потасовки с подвыпившими посетителями, друзья выходили на улицу с особым ощущением полноты и радости жизни.
Джон Андервуд продолжал хранить молчание, и тогда Шеллоу, самый рассудительный из друзей, сделав внушительный глоток из кружки, выразительно кашлянул.
— Согласитесь, дорогой мой, — начал, как всегда очень издалека, Шеллоу, — Без женщины, в данном случае, обойтись трудно… А вы, насколько нам известно, даже не…
— Что за чушь! — возразил Андервуд и глаза его весело заискрились. — Можно обойтись и без женщины. Кроме того, мне нужен сразу взрослый ребенок. Юноша.
— Собираетесь кого-либо усыновить? — поинтересовался Уайт.
— Именно родить. Взрослого. И гениального! — без запинки ответил Джон. — Приглашаю вас в компаньоны.
Уайт и Шеллоу переглянулись. Андервуд невозмутимо продолжал:
— Родить обычного ребенка может любая женщина, любая курица. Родить гения! — произнес он загадочно, — На это способны только мы, мужчины в полном расцвете сил.
Джон нахмурился и потер ладонью лоб.
— Имя. Меня беспокоит имя. Имя… это судьба!
Оглянувшись по сторонам, Андервуд сделал друзьям жест рукой и все трое, навалившись на стол, сдвинули головы и понизили голоса. Впрочем, они вполне могли этого и не делать. В тот морозный зимний вечер в таверне было на редкость мало посетителей.
За стойкой у бочки скучал хозяин. Маленький, чернявый человечек с бегающими, как у мышонка глазками. Звали его Вилли, а фамилия была совсем уж убийственной — Рипскеш. Его предки были выходцами откуда-то с востока, отсюда такая странная фамилия. Она не раз давала повод друзьям для самых разнообразных, но всегда остроумных шуток. Завсегдатаи звали его просто Рипс.
Таверна недаром имела дурную репутацию. Низкие, прокопченные потолки, скрипучие, неровные половицы пола, да единственное маленькое окно. Здесь невольно хотелось замыслить крупную авантюру. Или, на худой конец, мелкое злодейство. Качество хереса, который подавал в глиняных кружках услужливый Рипс, вопрос особый. Сделав пару глотков этого пойла, любой, самый добродетельный островитянин, тут же жаждал сотворить что-нибудь эдакое, из ряда вон.
Спор за столом наших знакомых между тем нарастал. Друзья уже начали размахивать руками, что не очень свойственно людям их круга.
Более других горячился Уайт. Уильям Уайт. Его худое лицо с тонким, прямым носом и близко посажеными глазами, казалось, было создано для сдержанности. Но именно этого качества ему всегда и недоставало. За глаза друзья называли его «Уиф-Я-Протиф».
— Я против! — скороговоркой заявил он. И добавил. — Ваша затея представляется мне наглой по форме и абсолютно безнравственной по содержанию.
— Но чрезвычайно увлекательной! — вставил Шеллоу.
— Не спорьте, друзья мои! — слегка раздраженно подытожил Джон Андервуд. — Юноша должен быть, как минимум, гениальным. Иначе и затеваться не стоит. Где он проявит свои таланты…
Андервуд на секунду задумался, потом продолжил:
— Мы можем сделать его, скажем, великим путешественником. Или великим любовником.
— Одно другому не мешает, — заметил Шеллоу.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Уайт.
— Сделаем его великим писателем. И заодно пылким любовником. Охватим сразу всех знакомых дам, — увлеченно говорил Шеллоу. И глаза его при этом победительно сверкали.
— Это возможно… — впервые за весь вечер, задумчивым тоном протянул Андервуд. — Скажем, пятьтдесят-шестьдесят женщин в год…
— Сколько-сколько!? — ахнул Уайт.
— Почему бы и нет! — пожал плечами Андервуд. — Если для дела.
— Я против! — настаивал Уайт.
— Главное, имя… — вдохновенно продолжал Андервуд. — Оно должно быть хлестким, запоминающимся, как… удар хлыста! Шипение… свист… и бац! Точно в цель! Что бы нам такое придумать?
Он на мгновение закрыл глаза и наморщил лоб. Но вот голубые глаза широко распахнулись и лицо его просияло.
— Нашел! Оно… Эй, любезный! — повернулся Андервуд к хозяину, стоящему за стойкой, — Как правильно пишется твое имя? По буквам!
Чернявый хозяин встрепенулся и, как обычно, заулыбался.
— Рипскеш, сэр! Вилли Рипскеш… Мои родители были…
— Погоди! — прервал его Андервуд, — Скажи еще раз! По буквам!
— Рипскеш… Вилли… — растерявшись, медленно произнес он и слегка наклонил голову, ожидая дальнейших вопросов.
Андервуд только махнул рукой. Он порывисто встал и стремительно подошел к окну, все стекло которого было покрыто ровным и почти прозрачным слоем тонкого инея. Андервуд подышал на палец и начал что-то царапать на стекле. Шеллоу и Уайт с любопытством наблюдали за его манипуляциями. Закончив царапать стекло, Андервуд, с довольным видом, повернулся к столу и широким жестом указал друзьям на дверь.
— Прошу! На улицу! Прошу, прошу!
— Может быть, летом… — наивно поинтересовался Шеллоу.
— Немедленно! Сейчас же! — зарычал Андервуд и почти силой увлек обоих под руки на улицу.
Через стекло таверны хозяин с неудовольствием наблюдал, как веселая троица заглядывала в окно, во все глаза пялилась на начертанные на стекле буквы и что-то темпераментно обсуждала.
«Как бы стекло не попортили!» — только и успел подумать Вилли, как друзья вернулись.
Усевшись на прежние места, троица долгое время хранила глубокомысленное молчание. Было видно, они сильно взволнованы.
