Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях
С тем же знанием дела, Николай дает наставления матери по поводу воспитания сестер. По пунктам. Добропорядочная девушка должна… Далее следует множество установок и правил, перечислять которые нет смысла. Они известны всем. Думается, и матери.
Между тем, атмосфера в гимназии меняется. В ней назревают перемены «в духе времени». Новые предметы, дисциплины. Насаждается «физико-математическое направление». Надо ли говорить, насколько чужды эти новшества юному Николаю.
Тайные мечты Гоголя-гимназиста связаны с высокой (!) службой государственной. И тайный выбор его падает, что естественно, на Юстицию. С большой буквы. «Только здесь буду полезен для человечества!» — признается он Саше Данилевскому.
Юный Гоголь составляет План Жизни. Подробный, по пунктам. Расписанный по дням и месяцам. План Покорения Петербурга.
— Блистательный план! — шепчет Саша Данилевский, — Никого не посвящай, сглазишь!
В тот вечер оба поклялись друг другу в вечной дружбе.
«О, не верьте этому Невскому проспекту!»
Москва, она — женщина. Хлопотливая, суетливая, взбалмошная, но щедрая и добросердечная. Петербург, он явный мужчина. Высокий, стройный, и с большими странностями.
Одна погода чего стоит. В Петербурге всегда следует носить под мышкой зонтик. В кармане коробку спичек. На всякий случай.
Первые дни в Петербурге Гоголь не просто ходил по улицам и проспектам. Летал. В восторженной душе постоянно пульсировало то самое чувство, которое он испытал в детстве, летая над сонной Васильевкой, над прудом с русалками…
И весело. И радостно. И тревожно на душе.
Набережные, каналы, Летний сад, Сенатская площадь…
Столичные жители обычно и внимания не обращают на порхающих над городом провинциалов. Мало ли молодых людей посещают Петербург в надежде покорить великий город. Пускай полетают. Придет время, спустятся на землю, займутся делом. Всему свой срок.
Уже и фрак куплен. Самый щегольский, с перламутровыми пуговицами. И перчатки лимонного цвета. И цилиндр.
И квартира снята, не где-нибудь, на знаменитой Гороховой.
Незаметно бегут дни. Еще незаметнее тают ассигнации, взятые из дома на первое время. Кондитерские лавки, ресторации, трактиры! С другом Сашей Данилевским, тоже приехавшим покорять Петербург, всему отдана честь. Покупка журналов и альманахов, покупка книг Александра Пушкина, Разве возможно пройти мимо подобного.
Однако, пора спускаться на землю. Оглянуться не успеешь, уж зима катит в глаза.
Первым делом юный Николай Васильевич пристроил за свой счет поэму «Ганс Кюхельгартен» в типографию Плюшара, будучи твердо убежденным, данное творение принесет ему Славу и Успех! Как же иначе! Одних восклицательных знаков в каждой строке не менее трех. Наглядное свидетельство поэтического дара.
Второе, не менее важное дело, устройство на службу.
В департаменте Юстиции вокруг сплошь курьеры. «Тридцать пять тысяч одних курьеров!». Никак не менее.
Руководит департаментом Князь. Его так и величают окружающие. Николай Васильевич,/в столице все именуются по имени-отчеству, независимо от возраста/, не мудрствуя лукаво, записался на прием к самому Князю.
Объявил секретарю:
— Гоголь-Яновский, Николай Васильевич!
Юный Николай Васильевич абсолютно убежден, Князь встретит его с дружескими объятиями.
«Пожалуйте, Николай Васильевич, в наш департамент Юстиции, благородные люди нам всегда нужны».
Ах, какой простор для созидания! Сколько можно будет сделать добра! С честью послужить Человеку и Отечеству! Оберегать сирот, казнить неправых, спасать невинных!
Ждать пришлось несколько часов. Почти до темного вечера. Князь оказался лысым старичком с неприятными, красными, как у кролика глазами. И высокое вольтеровское кресло его не спасало.
— Чем могу, молодой человек? — прошамкал старичок, когда Николай Васильевич подал прошение.
— Ваше сиятельство, тешу себя мыслию послужить…
Князь вскинулся, оглядки Николая Васильевича с ног до головы.
— Тешите мыслию? А почерк вши плох. С эдаким почерком, молодой человек, ни в одном департаменте служить невозможно. Вместо букв какие-то «загогулины». Прошу прощения, мне недосуг.
«Загогулины»?! Другого подобный прием обидел бы и оскорбил. Не таков Николай Васильевич. С отцовским упрямством он пытается пробить головой стены. Одного департамента, другого, третьего…
И пробивает! Его принимают в департамент Уделов. Писцом.
«Плох тот писец, который не мечтает стать министром!» — успокаивает себя юный Гоголь. Только для покорения Северной Пальмиры этого явно недостаточно. И наш Николай Васильевич, летящей походкой направляется, (не куда-нибудь!), в контору Императорских театров. С намерением получить еще и место актера в прославленной труппе.
Днем служба в департаменте, вечером игра на сцене, ночами плодотворное сочинительство. Все идет по Плану. Тщательно продуманному еще в гимназии. Разработанному во всех деталях.
Кабинет князя Сергея Сергеевича Гагарина, директора императорских театров, являл собой почти музей. В глаза бросалась роскошь. Картины, статуэтки. Правда, все какое-то пыльное, запущенное.
— Какую просьбу имеете изложить?
Голос у князя Гагарина барственный, с легкой картавинкой, но глаза насмешливые. Что обнадеживает.
— Я желал бы поступить на сцену.
— Ваша фамилия, Гоголь-Яновский? Так, кажется? Почему двойная? Какого вы звания?
Николай Васильевич подошел чуть ближе и доверительно объяснил. Собственно, он из дворян. И фамилия его Гоголь. А Яновский, это… это просто так. Неизвестно зачем.
Князь Гагарин обрадовано улыбнулся. Манера выражаться, да и сам облик юноши его явно забавляли.
— То-есть, как это… «неизвестно зачем»?! — понизив голос, спросил он. Оглянулся по сторонам и даже подмигнул Гоголю.
Николай Васильевич мгновенно включился в еще непонятную игру.
— Яновского, ваше сиятельство… — тоже понизив голос, зашептал юноша, — поляки выдумали. В Варшаве. А я русский дворянин. И даже поместье имею. В Полтавской губернии.
Для большей убедительности Гоголь тоже подмигнул Гагарину.
— Дворянин и вдруг… на сцену?! — в притворном ужасе вскричал князь Гагарин.
— У меня талант! — скромно ответил Гоголь.
— На какое амплуа рассчитываете?
— На трагическое.
Князь Гагарин долго молчал. Пытался даже хмуриться.
— Комическое вас никак не устроит? — наконец спросил он.
— Никак невозможно-о! Именно, трагедия! — воскликнул юноша. И тут же добавил. — На худой конец, драма!
