Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
Среда, 9 октября
Утром ездила по делам в Париж. Ни на заседании на Montparnass'e[260]. Вернулся страшно взволнованный. «Я устроил скандал... Страшно вспылил!»
Я испугалась, т. к. знаю, что такие вспышки гнева очень для Ни опасны. В прошлом году после одной такой вспышки у него шла кровь носом, и доктор предупредил, что ему нужно быть осторожным. «Что такое?» — спрашиваю с тревогой.
«Представь себе: некий г-н Гринченко поднес мне бумагу от митроп<олита> Елеферия[261], где о. Булгаков обвиняется в
116//117
ереси[262]. Сделано это по доносу отсюда, из нашего прихода. Я заявил, что с доносчиками ничего общего не желаю иметь. Страшно кричал... Какое безобразие!»
Я едва его успокоила, боясь, что вся эта история кончится для него плохо... С его характером, не выносящим никакого посягательства на свободу мысли, никаких компромиссов с совестью, идущим всегда и всюду против течения, — жить мучительно трудно. Он так чувствителен к всякой несправедливости, к лжи, к лицемерию. В такие минуты его гнева я и боюсь за него, и восхищаюсь им, благородством его души, его рыцарским закалом!
На этот раз все прошло благополучно, но я думаю, инцидент с г. Гринченко так не окончится... Будет доложено куда следует... Увидим.
Воскресенье, 13 октября
Со среды ухудшенье у мамы. Ночь сегодня прошла тревожно. Но утром она уснула, и я могла поехать в St.-Germain помолиться о ней. Обедню служил новый священник. Поразил меня какой-то трепетностью, полной благоговения в каждом жесте. Впервые вижу такую службу (впрочем, нет! Один негр служил так же прекрасно!). Это не служба, а как бы жизнь вблизи Христа, у Его ног.
Вернулась домой и застала маму в хорошем виде. Ни ушел в далекую прогулку. Встретил где-то своего старого знакомого социал-демократа и с ним гулял около часа. «Знаешь, мне была очень приятна эта встреча. Я почувствовал в этом человеке что-то человеческое. Теперь это редко...»
Погода чудесная... В доме тихо. Никого не зовем из-за больной... Слушаем музыку, т. к. начались уже симф<ониче-ские> концерты. Вечером читаем Шекспира...
Воскресенье, 20 октября
Всю эту неделю ничего не писала. Трудно было выбрать время из-за болезни мамы. Живем в полном уединении. Нельзя никого звать, чтобы не беспокоить маму. Сегодня тоже никого. Уход за мамой и хозяйство отнимают все время и очень утомляют.
Ни сегодня за завтраком говорил по поводу фильма, где документально показывали ловлю диких зверей: «Эти картины
117//118
вызвали во мне массу мыслей о человеке. Какая мощь, сила и ум в этом небольшом существе. Как борется он с силами природы и со страшными, враждебными ему зверями! И вот вся теология направлена на то, чтоб унижать человека, изображать его слабым, низким, бессильным. Я же, наоборот, вижу в нем много величия, и вся моя философия и все христианское сознание направлено на то, чтобы поднять человека, а не принижать его».
Перечитывая главу Ни об аде[263], я много думала эти дни вот о чем. Апост<ол> Иоанн — любимый ученик Христа. Это значит, что он больше, чем другие апостолы, проник в сущность учения Христа. И вот у него нигде не упоминается слово «ад», «адские муки». Есть лишь слово «осуждение», но это не то же, что вечность ада. Понимаю это в том смысле, что другие евангелисты были еще недостаточно очищены от влияния Ветхого Завета, где Бог воспринимался прежде всего как Бог карающий, мстящий, а не как Бог любви. Апостол Иоанн, повторяю, потому и любим Христом больше других, что он, один лишь он выявил в своем Евангелии подлинную сущность христианства, где нет места вечным мукам, возмездию, устрашениям, где Бог является лишь в аспекте любви.
Ни вечером на 1-м заседании Рел<игиозно>-фил<ософ-ской> академии (после каникул). Доклад о. Булгакова[264].
Вторник, 22 окт<ября>
Все это время Ни очень волнуется из-за объявления о. Булгакова еретиком. Сегодня говорит: «Вот заявляют, что католичество не признает свободы рел<игиозной> мысли, а православие? И там, и здесь одно и то же — гонение на свободу мыслить, боязнь мысли».
Все эти дни у нас в доме настроение больничное. Мама плохо выносит всякое недомогание, и с ней очень трудно. Нервничает, боится малейшей боли. И сестре, и мне приходится очень утомляться и днем, и по ночам. Хорошо еще, что погода ясная, сухая. Ночью был мороз.
Во Франции как будто успокоение. Лаваль[265] избран вновь в Сенат. Итальянцы, кажется, идут на уступки Лиге Наций.
118//119
Пятница, 25 окт<ября>
Была в Salpêtrière у моего больного. Он все в таком же положении. 3 года на спине! Болезнь, видимо, хроническая и лечению не поддается.
У Ни был один англичанин, долго живший в Мексике. После его ухода Ни, улыбаясь, говорит мне: «Этот англичанин сказал мне, что в Мексике, в христианских кружках, где он участвует, читают Библию и... мои книги». Оказывается, что этот англичанин участвовал в защите христиан во время гонений в Мексике, сидел в тюрьме за проповедь христианства...
Суббота, 26 окт<ября>
Ни взволнован чтением указа митр<ополита> Сергия[266] об осуждении в ереси о. Булгакова. В указе сказано, что сам митр<ополит> книг Бул<гакова> не читал, а осуждает на основании доклада некоего г-на Ставровского (секретаря еп<ископа> Елеферия)[267]. Кто такой этот Ставровский — все здесь знают, и не ему, конечно, обличать в ереси о. Бул<гакова>, у кот<орого> он, между прочим, не выдержал экзамена, будучи студ<ентом> Богос<ловского> института. Слушая все, что Ни рассказывал, я не могла даже возмущаться. Есть вещи, кот<орые> достойны только... смеха. Ни собирается писать громовую статью.
Ни получил приглашение на собрание «Ordre Nouveau»* под председательством André Maurois. Не пойдет, т. к. в среду всегда занят.
Воскресенье, 27 окт<ября>
Обедня в St.-Germain.
Днем пригласили Е. А. Извольскую, а позже приехал К. В. Мочульский. Обедал с нами. Ни очень оживился в беседе с ним. Вспоминали жизнь в Питере, Москве, многих писателей. Мочульский очень приятный собеседник, культурный, мягкий. Очень воодушевлен миссионерской деятельностью среди русских. Энтузиазм новообращенного.
* «Новый порядок» (фр.).
119//120
Понедельник, 28 окт<ября>
