Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей
Опираясь на опыт партийных репрессий, великолепно ориентируясь в коммунистической действительности, они отлично понимали и предвидели бессилие Л.И. Тимофеева, бесплодность его усилий в защиту Ал. Соболева. Почитаемый партией и скованный ее все-таки обременительным вниманием, он, заметная величина в мире науки, не станет, полагали они, ввязываться, засучив рукава, в придуманную ими «драку» с Ал. Соболевым, ограничившись своим веским словом в его пользу. И не ошиблись.
Встретившись с Ал. Соболевым и увидев перед собой еврея, Л.И. Тимофеев, разумеется, мгновенно понял причину сфабрикованного конфликта между поэтом и издательством: зависть, сдобренная антисемитизмом. А когда он ознакомился с забракованной издательством рукописью, в нем заговорил литературовед, знаток в области языкознания, человек науки и просто человек, тронутый чистотой, честностью, добротой стихов, сочинить каковые, он это знал, мог только поэт, наделенный подобными свойствами души. По велению совести, по долгу ученого высказался он в поддержку, в защиту Ал. Соболева, человека бесспорно одаренного.
Правомерно ли было тогда ждать от Л.И. Тимофеева чего-то большего, скажем настойчивых конкретных действий на благо Соболева? В обстановке государственного антисемитизма? Нет! Он и так решился на поступок, суливший ему как минимум удар по самолюбию, хуже - «подножки» в делах. Его поведение в тех условиях можно было назвать мужеством. Он, в конце концов как все (и всё) в стране, зависел от компартии. Следовательно, был уязвим и потому неопасен для недругов Ал. Соболева. Они игнорировали его вмешательство в конфликт, оставили без внимания его оценку творчества Ал. Соболева. Разве это не удар по самолюбию ученого?
Что касается директора издательства «Московский рабочий», то он, ни минуты не раздумывая, примкнул, как я сказала, к стороне, за которой была сила. В данном случае сила безнравственная - произвол. Он струсил перед ядреными зубами властной стаи.
Шли годы. Не умолкал «Бухенвальдский набат». Популярности его конца не предвидилось. А его автор, поэт Ал. Соболев, продолжал жить-поживать без авторского поэтического сборника, и этому положению конца тоже не было видно. У многих членов ССП за минувшие годы повыходило по нескольку книг. Ал. Соболев нигде никогда не появлялся со своими стихами. Общественно-политические и литературно-художественные журналы помещали на своих страницах тематические подборки, знакомили своих читателей с новыми стихами поэтов... Регулярно выходил сборник «День поэзии»... Издавались поэтические антологии... Ни в одном из названных изданий имя «не-писателя» Ал. Соболева никогда не появлялось. Формальная причина вроде бы ясна, но не очень-то убедительна: в списках профессиональных литераторов ССП он не значился, следовательно, можно было на «законном» основании и не вспоминать о нем вовсе. Если бы не «Бухенвальдский набат», который не поддавался забвению, подобно неуходящей комете, немеркнущим светом ежедневно не напоминал бы о своем пребывании среди людей мира. И утверждал существование своего автора. И отгородиться от этого факта никакими справочниками было невозможно, как невозможно отрицать пребывание на небосводе солнца, повернувшись к светилу спиной.
Но именно таким способом вошло в жизнь поэта Ал. Соболева многолетнее, до конца его дней, замалчивание. Оно-то в итоге и принесло ему полнейшую безвестность.
Некоторые подробности сей грандиозной, но тайной, негласной акции, считаю, небезынтересны. Когда клевета о плагиате «Бухенвальдского набата» лопнула (я об этом рассказала раньше) и опорочить Ал. Соболева наскоро сочиненным враньем не удалось, решили облить его грязью с другой стороны. Чтобы предупредить, даже заранее погасить интерес к нему как поэту, в ход пошла новая выдумка. Не пуская стихи Ал. Соболева на страницы журналов и газет, воздвигнув непреодолимую стену-крепость перед его рукописями в издательствах, деятельные в борьбе с автором «Бухенвальдского набата» члены ССП плюс ВКП(б) и их соучастники из ЦК партии по секрету «оповестили» вдруг, что Ал. Соболев - «гений одной ночи», т.е., создав действительно замечательное произведение, он «выдохся», оказался ни на что большее не способен. Других хороших стихов у него нет. Из того, что есть, выбрать нечего: все из рук вон плохо! Потому-де он и «молчит»...
Отзыв Л.И. Тимофеева? А кто его видел? Кто о нем хоть что-нибудь знал? Он был навеки погребен в Московском горкоме... Конечно же, не получив огласки! Удивляться? Возмущаться? Стоило ли? Партия родная, «ум, честь и совесть советской эпохи», и не такие документы припрятывала, и не такие дела фальсифицировала.
Итак, Ал. Соболев «походил» некоторое время с ярлыком «гения одной ночи». А все-таки гений, а не дурак, и на том спасибо. И невольно думалось порой: такую незаурядную изобретательность и артистичность видеть бы в литературных трудах членов анонимного сообщества. Тех, помните, из «запева»: «Мы тебя прозевали...».
Он не стал предлагать свои стихи в «толстые» журналы после того, как в одном из них, ему, не члену ССП, порекомендовали сначала получить «добро» у литконсультанта. А потом - «милости просим» для публикации. Не имея представления о порядке работы над рукописями в журнале, Ал. Соболев отнесся к высказанному предложению как к чистейшей формальности, не более. С первых же слов разговора с консультантом он понял, что над ним посмеялись, оскорбили, встретили не как автора прославленного произведения, а словно малообещающего дебютанта в литературном творчестве.
Какими средствами должен был он восстановить в данном случае справедливость? Учинить погром в редакции журнала? Дать, кому следует, по физиономии, защищая свои достоинство и честь? Не раздумывая, ничего не взвешивая, так вот сразу ослабить тормоза? Оказаться во власти импульса?.. Все это соответствовало натуре больного поэта. Но, наверно, Богу было угодно хранить его и вразумлять в критических ситуациях. Не знаю, плохо себе представляю, каким усилием воли, главное - разума, он сдержался.
Может быть, в какое-то мгновение в его сознании конкретная реальная физиономия нахамившего ему члена ССП + КПСС приобрела неожиданно иные очертания, расплылась, разрослась в размерах до всё сминающего, всевластного обличья коммунистического тоталитаризма, которое злобно изрыгало: «Ату его, жида, ату!..» И он словно очнулся, опомнился, взял себя в руки, не полез с кулаками на движущийся трамвай. Верно, промысел Божий дал ему тогда сверхчеловеческие силы для самоконтроля, самоспасения, для того, чтобы в годы грядущие создал он и оставил людям художественные произведения, способные украсить честное имя любого писателя - и стихотворца и прозаика. «Я никогда нигде не одинок, повсюду и всегда со мною Бог» - не на ветер брошенные им слова.
