Нури Халилов - Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944
Мы поняли, что никакой свободы не будет, что все это обман и мы по-прежнему пленные. Один солдат по фамилии Тынчеров сказал:
– Ребята! Нас везут сюда, чтобы мы друг друга грызли!
Он был прав.
На пятые сутки нас привезли во Владиславовку. Там нас ждали «покупатели». Немцы разобрали нас по своим частям на разные хозяйственные работы. Человек двенадцать, в том числе и меня, повезли в деревню Байрач[103], завели в конюшню и сказали, что каждый будет обслуживать по четыре лошади. Все эти лошади недавно были в Красной армии и были взяты в качестве трофеев. Мы их кормили, поили, чистили, убирали навоз. В Байраче оказалась моя знакомая из Чокурчи. Это была Саиде апа – жена Полтара Суина. Она вдова. У нее были собственный сын и приемный. Это был немецкий мальчик по фамилии Шнейдер. Имена подростков я не помнил.
Саиде взяла меня к себе домой, а все остальные жили в одном доме. Немцы давали нам продукты, а женщина готовила. В июне 1942 года было приказано идти в деревню Узюмовку[104]. Старшим среди нас был Халил, немцы его называли Кали. Вышли утром и через несколько часов подошли к деревне Джума-Эли[105]. Это была большая чисто татарская деревня. Нас хорошо приняли, накормили. Вечером уложили спать. Тут я узнал, что в Джума-Эли до войны учителем работал мой родственник Иззет Эмиров. С началом войны его призвали в армию. На следующий день мы вышли на дорогу и пошли через болгарскую деревню Кишлав[106]. Деревня мне очень понравилась. Кругом были деревья, вода-чокрак[107], водопойные желобы для скота, вежливые, добрые люди. Наконец пришли в Узюмовку. Нас свели в одну конюшню, опять закрепили за лошадьми. В конце деревни дали комнату для жилья. Четыре человека должны были дежурить в конюшне ночами, остальные – работать в ней днем. Однажды я получил задание съездить на повозке с моими лошадьми во Владиславовку и оттуда привезти зерно для корма лошадей. Такая же поездка была и в Коктебель. Это тоже была болгарская деревня. Там я вдоволь наелся жаренной в сливочном масле хамсы и другой рыбы, которую покупали у местных жителей. На третьи сутки мою повозку загрузили продуктами, и мы поехали обратно в Узюмовку. Проезжали мимо Насипкоя[108], справа от дороги Феодосия – Симферополь я заметил деревянные кресты на могилах немецких солдат. Их было много.
После этой поездки у меня появились чирьи на левой руке и шее. От работы меня освободили. Чирьи росли, из них шел гной. Меня осмотрел немецкий врач, заморозил рану и сделал операцию. Перевязал, отпустил. Через три дня он снова вызвал меня в медпункт, снял повязку, протер раны, намазал мазью и опять забинтовал. Сказал: «Гут, носи драй таге иляорен»[109].
Через три дня снял повязку, обработал рану, перевязал: «Аллес гут. Арбайт!»
Я снова пошел в конюшню к своим лошадям. Потом нас перегнали в село Розенталь[110]. Туда прибыла немецкая артиллерийская часть. Мы поняли, что ухаживали за запасными лошадьми этой части. На ночь нас разместили в саду. Я попросил разрешения, чтобы меня на сутки отпустили домой проведать родителей. Мне выписали пропуск и дали коня. Было еще светло, когда я въехал в центр села. Остановился в центре у родника, чтобы напоить коня и попить самому, и тут ко мне подошла моя младшая сестра Наджие. Она крикнула: «Агъай»[111]. Мы обнялись, целовались, от радости плакали. Ведь прошло три года, как я ее не видел. Она стала взрослая, красивая. Потом мы пошли в крайний маленький домик, где жили мои родители. Повидались, обнялись, радовались. Пришли соседи, родственники: из Тав-Даира Фатьма алла и совершенно случайно брат моей мамы Сеит-Вели из Кипчака. Он искал по лагерям военнопленных трех своих сыновей[112]. В указанное время я вернулся в Розенталь. По дороге встретил своих товарищей по конюшне. Вместе с артиллеристами они ехали в Ангару[113]. Я присоединился к ним. Меня провожал братишка Джемиль. Он стал просить отпустить меня домой, говорил, что он сам останется и вместо меня будет ухаживать за лошадьми. Я отправил его домой, и мы поехали в Ангару. Я узнал, что в Суюн-Аджи тоже находилась такая же группа пленных, которые, как и мы, ухаживали там за лошадьми. Среди них был Абдулла из Семеиза. Он попросил немецкого гаутвахмайстера отправить его вместо меня. Немец не возражал, и они поехали дальше к побережью, в сторону Семеиза, а меня повезли в Суюн-Аджи. Там первым меня встретил Шабан Чибин, потом Земине тезе и ее муж Сеит-Мемет. На следующий день я пошел в сад, где было около ста трофейных лошадей и 12 человек военнопленных. Старший немец дал мне подводу, на которой находилась большая черная бочка для воды. Я обязан был ездить к Малому Салгиру, который протекал через Суюн-Аджи, набирать в бочку воду и везти на стоянку – поить лошадей.
В саду был участок, в котором росли большие старые деревья – груши сорта кок-сув. Они поспевали осенью, были очень сочные и сладкие. Мы, жители Суюн-Аджи, всегда ждали их поспевания. Все мероприятия в саду проходили под этими деревьями – сбор плодов, сортировка, отправка.
Всех военнопленных неожиданно отправили в Бахчисарай. Собрали нас человек шестьдесят. Были мы без охраны. В каком-то дворе продержали нас почти двое суток. По вечерам я выходил на улицу гулять. Встретил знакомых девушек из пединститута – Асие Куркчи и Асанову, которые учились на биофаке. С Асие в годы учебы мы даже встречались, так как я ей нравился. Она пригласила меня домой, угостила кофе со сладостями. На следующий день с одним другом мы пошли в деревню Альма-Тархан[114], которая славилась на весь Крым[115].
Наше пребывание в Бахчисарае закончилось тем, что всех нас погнали пешком в сторону деревни Бодрак. Оказалось, что есть два Бодрака: Тав-Бодрак[116], в котором живут татары, и Русский Бодрак[117]. За этими деревнями уже ближе к лесу располагалась деревня Мангуш[118]. Там нас встретили «покупатели» и разобрали по частям. В каждой группе было человек по восемь – десять. Я попал в Русский Бодрак. Нас привели в сад, где была стоянка лошадей. Вновь меня прикрепили к коням. Определили место для жилья, выдали паек, прикрепили русскую женщину, которая должна была нам готовить еду.
Этот сад и огороды принадлежали жителям Мангуша. Все они приходили сюда работать в огороде. В основном это были девушки и женщины. Среди них оказалась школьная учительница и одна красивая толстушка. От них я узнал, что в лесу есть партизаны. Верхом на коне поехал в лес их искать, но, проблуждав, никого не встретил.
