Лео Яковлев - Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества
С товарищем Кобой в Питере развлекалась местная охранка, но это не значит, что он был безразличен обитателям иных охранительных высот. Его рейтинг рос на глазах, и уже даже не заведующий Особым отделом полковник Еремин, а сам вице-директор Департамента полиции Е.С. Виссарионов запросил письменные сведения о нем у охранного отделения и поместил их в специальную папку. Это свидетельствует о том, что на товарища Кобу у полиции были определенные планы. В какой степени они реализовались ранней осенью 1911 года, можно только предполагать, но из материалов сыска почему-то исчезли упоминания о предметах, находившихся при вожде во время его ареста.
Ввиду того, что, как и при любом другом аресте, к делу товарища Кобы прикоснулось множество непосвященных людей, над ним опять нависла угроза ссылки в отдаленные края, но опять-таки, как всегда, в дело вмешались правильные силы, и Очередное совещание определило для арестанта более страшное наказание: отправить его своим ходом куда он захочет. Товарищ Коба захотел вернуться в Вологду, и его желание было исполнено. В этот почти родной ему город он, только что находившийся под арестом пламенный революционер, уехал поездом, как свободный и добропорядочный гражданин, загнивающей, по его искреннему мнению, Империи. Мы присоединимся к этому его мнению, так как сам факт свободного перемещения по стране большевистских бандитов свидетельствовал, на наш взгляд, о серьезном и, как показали дальнейшие исторические события, необратимом загнивании. Процесс пошел, как говорится.
Путешествие товарища Кобы, получившего проходное свидетельство для проезда в Вологду, тоже не лишено непоняток. Для начала он, выйдя из предвариловки в Питере 14 декабря 1911 г., куда-то пропал на десяток дней. По слухам, он задержался на эти дни в Питере, чтобы еще побаловаться революционными развлечениями. Сделать ему это было несложно, так как описание его примет, которым снабдили филеров, почему-то имело мало общего с оригиналом.
Прибыв в Вологду 24 декабря и для исполнения известного принципа: если я чего решил, то выпью обязательно, он отправился отметить свой приезд к П. Чижикову. Выпив, товарищ Коба ощутил чары еще не покинувшей его любви к юной невесте хозяина, написал ей открытку: «Ну-с, ”скверная“ Поля, я в Вологде и целуюсь с ”дорогим“, ”хорошим“ ”Петенькой“. Сидим за столом и пьем за здоровье ”умной“ Поли. Выпейте и вы за здоровье известного вам ”чудака“ Иосифа». На этой легкомысленной открытке красовалась обильная телесами Афродита, так что вопрос о том, читает ли Поля подаренную им полезную и нужную книгу П.С. Когана, вероятно, показался товарищу Кобе неуместным.
Вообще революционный коллега Чижиков в Вологде был, можно сказать, светом в окне для товарища Кобы, и если бы его не было, то наш вождь был бы вынужден ограничиться общением с Афроимом Левановичем Бейрахом, Марией Берковной Гершанович, Семеном Коганом, Мейером Абрамовичем Черновым и другими представителями этой разновидности корифеев русского социал-демократического движения. 12 февраля 1912 г. его посетил друг Серго Орджоникидзе, которому товарищ Коба в 1937 году вложит в руку пистолет и с удовлетворением узнает, что друг сердешный этот пистолет использовал как надо. Все-таки приятно иметь дело с горным орлом, сразу же понявшим, что от него ожидает вождь, не то что паршивый писака-еврей Кольцов-Фридлянд, которого вождь напрямик спросил, есть ли у него пистолет и не думает ли он из него застрелиться, так этот тупица ничего не понял, пришлось его кончать обычным способом. Мы, однако, отклонились от канвы нашего романа, а заходить далеко вперед, как уже говорилось, в наши планы не входит.
Поэтому возвратимся к визиту товарища Серго, который приехал в Вологду не для пустой дружеской болтовни и не для приятных кавказских тостов, а чтобы поторговаться с товарищем Кобой в свете решений Пражской конференции (о которых участник этого сборища друг товарища Кобы Роман Малиновский сразу же донес своим хозяевам в охранке), предусматривавших использование нашего вождя в составе вновь образованного «Русского бюро» с окладом жалованья 50 рублей в месяц. Сторговались, и товарищ Серго доложил по начальству: «Окончательно с ним столковались; он остался доволен исходом дела».
Получив от ЦК задание, а от товарища Серго деньги и явки, товарищ Коба стал готовиться к очередному побегу. Как бы прощаясь с романтическим вологодским этапом своей бурной жизни, товарищ Коба 15 февраля 1912 г. посылает «умной» Пелагее трогательную открытку, в которой сухая деловая информация завершалась игривой фразой, чему соответствовала картинка: скульптура, изображающая влюбленную пару, слившуюся в экстазе. И через две недели после этого товарищ Коба бесследно исчез из Вологды.
Объяснение этому внезапному исчезновению мы знаем: товарищ Коба отправился исполнять предназначенные ему партией функции большевистского коммивояжера. Путая следы, товарищ Коба-Сталин уже в тот же день Кривого Касьяна (год был високосный) появился в Москве, потом сразу же отправился в Питер и, не задерживаясь в столице, ринулся в Тифлис с пересадкой в Ростове-на-Дону. Проведя там месяц и занимаясь черт знает чем, он вновь с пересадками в Ростове-на-Дону и в Москве ринулся в Питер. Читатель, конечно, понимает, что товарищ Коба-Сталин в своих поездках не просто тратил деньги партии, возвращенные ее Центральному Комитету хранительницей общака Кларой Цеткин, но везде всеми силами занимался приближением большевистской революции. Эта его кропотливая работа была замечена охранкой, и в ее циркулярах крестьянину Тифлисской губернии и уезда села Диди-Лило Иосифу Виссарионовичу Джугашвили были присвоены человеческие профессии: «конторщик, бухгалтер», не чуждые его канцелярским настроениям.
Далее в канонизированной биографии товарища Сталина начинают звучать фантастические мотивы: в его синоптических жизнеописаниях твердо указывается, что он, будучи нелегалом, лично создал легальную газету «Правда» и наладил ее выпуск. Такого, естественно, не могло быть никогда. Газету «Правда» по идее купеческого сына-миллионера Тихомирнова и по указанию Старика (Ленина) «организовал» Федор Федорович Ильин-Раскольников, впоследствии выброшенный из окна французского отеля наемными убийцами, посланными товарищем Сталиным, а вся редакционная рутина легла на плечи Каменной Задницы (Молотова).
Что касается товарища Кобы, то он в Питере отсиживался на квартире большевика Полетаева, пользовавшегося неприкосновенностью как депутат Государственной Думы, а когда 22 апреля (в день выхода первого номера «Правды»), вышел погулять, то сразу же был арестован (за месяц до ареста Ф.Ф. Раскольникова) прямо на улице.
