Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Неплохо написано, не правда ли? Беда лишь в том, что это был глас вопиющего в пустыне. Кин, подготовивший это заявление, даже боялся признаться в своем авторстве! Ничего удивительного: советские уже недели две как начали его запугивать, угрожая бойкотировать в соревнованиях. (Сочувствую Кину: такой бойкот ему было бы выдержать труднее, чем мне. Но нужно быть честным в делах. Во многих странах, включая и Англию, любой деятель, не способный справиться со своими обязанностями, подает в отставку.)
Конечно, я не был в курсе всех перипетий околоматчевой борьбы, но своими нервами ее ощущал. Особенно диким мне казалось, что я не могу справиться с Зухарем. И я решил предпринять самостоятельную акцию.
Придя на 17-ю партию, я подозвал Кампоманеса и потребовал пересадить Зухаря в 7-й ряд. Кампоманес колебался. «Но жюри решило...» — начал было он. «Уберите его в течение десяти минут или я с ним справлюсь сам!» — заявил я, недвусмысленно потрясая кулаками. Кампоманес засуетился, собрал вокруг себя советских. Пришел Карпов. Увидев, что мое время идет, а хода я не делаю, он ухмыльнулся и ушел к себе в комнату отдыха. Его не касается! Будто не он вышел из себя, когда Шмид попробовал во время 9-й партии удалить Зухаря из зала! Будто не он оскорбил Шмида подозрением в необъективности...
А время шло. Наконец шесть первых рядов очистили от зрителей и усадили Зухаря в первом доступном ряду. Кампоманес подошел ко мне и «отрапортовал», что моя просьба выполнена.
Не так просто далась мне эта скромная победа. Я затратил массу нервной энергии и одиннадцать минут драгоценного времени!
Кстати сказать, Кампоманес, будучи вынужденным мне уступить, причем на глазах у всего зала, почувствовал себя крайне уязвленным. После партии он официально заявил, что впредь мне таких выходок не позволит! Уж не эту ли стычку имело в виду бюро ФИДЕ, сурово осудив меня после матча за «неспортивное поведение»?!
Можно ли играть серьезную, напряженную партию после сильной нервной встряски? Оказывается, трудно. В 17-й партии Карпов был переигран вчистую: он потерял пешку без всякой компенсации, а его попытка завязать осложнения тоже не имела успеха. А дальше... Дальше я сделал много грубых ошибок и сперва упустил очевидный выигрыш, а затем, в цейтноте, умудрился получить нелепейший мат в ничейной позиции! Счет стал 4:1 в пользу Карпова...
Эм. Штейн: «Жертва» Корчного в одиннадцать минут была воспринята в Багио как акт шахматного самосожжения. Но как еще Корчной мог бороться с Зухарем? Кто же он такой, этот «темный гений»? Какова его роль в борьбе за мировое первенство? Влиятельнейший американский журнал «Ньюсуик» на эти вопросы ответил броской «шапкой» — «Победа Зухаря — Карпова» («Континент» № 21, 1979).
А. Карпов: «Если рассуждать, как у нас говорят, по-простому по-рабочему, следовало воспользоваться тем, что соперник дрогнул и потерял равновесие, и давить, давить — добивать...» («Сестра моя Каисса»).
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В МАНИЛЕ
Состояние мое было ужасное. Я взял два своих последних тайм-аута и вместе с фрау Лееверик уехал в Манилу, чтобы хоть немного отдохнуть и прийти в себя. Кроме того, я решил провести пресс-конференцию и рассказать обо всем, что происходит в Багио. А буду ли я еще играть? Черт его знает, посмотрим...
Перед отъездом я оставил Кину письменное поручение представлять меня в жюри на время нашего отсутствия. Речь шла только об этом, но Кин, получив мою записку, сделал далеко идущие выводы. Англичанин провел совместно с Батуринским пресс-конференцию, заявив, что отныне он — руководитель группы. Тут же была послана телеграмма в Австрию, президенту второй европейской зоны ФИДЕ Доразилу:
«Убедительно прошу Вас связаться со Швейцарской федерацией на предмет удаления Петры Лееверик с поста главы делегации Корчного. Матч на первенство мира находится в опасности из-за ее сомнительных действий и вызывающих политических заявлений. Если она сохранит свою должность, матч может иметь скандальный исход. Голомбек».
Пусть подпись «Голомбек» никого не вводит в заблуждение. Гарри Голомбек этой телеграммы в глаза не видел!.. Что мог ответить Доразил самозванному руководителю? Он сообщил, что не считает себя вправе лишать группу Корчного, которая и так малочисленна, еще одного человека. А вы, читатель,— не могли бы вы одним словом квалифицировать этот поступок Кина?
Между прочим, одним из первых шагов Кина в качестве моего представителя в жюри была отправка букета цветов госпоже Кампоманес — в качестве извинения за напряженные отношения, сложившиеся у четы Кампоманес с фрау Лееверик и Корчным. Как мило! Господин Кампоманес бьется как тигр, отстаивая советские интересы, а господин Кин дарит цветы его супруге... Как оказалось, этим букетом Кин положил начало «укреплению дружбы» и весьма плодотворному «культурному сотрудничеству между странами».
Пока я готовил в Маниле пресс-конференцию, мои помощники тоже не теряли времени даром. Они искали какой-нибудь компромисс. И нашли! Накануне пресс-конференции они сообщили мне по телефону из Багио, что достигнута договоренность с советской стороной, и попросили ни в коем случае не устраивать встречу с журналистами. Наивные люди: они верили в уступчивость советских! Конечно же я и не подумал отказаться от своего намерения.
После этого заседание жюри, на котором решено было обсудить возможность компромисса, перенесли на более позднее время — когда пресс-конференция должна была уже закончиться. «Конгрессменов», видите ли, интересовало, как далеко я зайду в своих требованиях!
Кстати, незадолго до моего приезда в Манилу Кампоманес посетил известного на Филиппинах профессора психологии, священника-иезуита отца Булатао с целью узнать его мнение о Зухаре. Отец Булатао, не знакомый ни с ситуацией, ни с фактами, все же указал, что психологическое воздействие из зала возможно и помешать ему трудно. Навестил профессора накануне пресс-конференции и я. Он высказал мне примерно то же самое и добавил, что единственный способ борьбы — это установить на сцене зеркальный экран, чтобы участники не видели зрительный зал.
Неплохо придумано! Пришлось бы бедняге Зухарю на пару месяцев раньше отправиться «на заслуженный отдых»!
Б. Црнчевич: «Несколько прекрасных дней в Маниле и дружба со священником вернули эмигранту драгоценную веру в себя. Виктор Львович уверенно, час за часом, выходил из тяжелой тени Зухаря, кем бы тот ни был и чем бы ни занимался. Угнетенность Корчного таяла быстро — как мороженое на жарких улицах Манилы. Он начал есть с аппетитом, энергия и язвительность вернулись в его еще совсем недавно вялые и безвольные фразы; заранее наслаждался впечатлением, которое произведет его пресс-конференция здесь, вдали от Багио и длинной влиятельной руки Кампоманеса» («Эмигрант и Игра»).
