Михаил Колесников - Сухэ-Батор
— От одного знакомого князя я слышал, будто бы Советское правительство обратилось к монгольскому правительству с воззванием, — сказал Сухэ-Батор, — и будто бы нам предлагают выслать навстречу Красной Армии своих представителей. Наше правительство скрыло от аратов это обращение, но слухи идут. Так ли это? Вы русские и должны знать.
— Да, это так, — отозвался Гембаржевский. — По-видимому, ваше правительство не хочет по каким-то соображениям устанавливать дружеские отношения с Советами. А может быть, не могут подыскать делегатов? Все-таки, страшно — большевики. Что у них на уме, не известно. Вот вы согласились бы поехать в Россию, быть делегатом монгольского народа?
Все рассмеялись.
— Я сплю и вижу себя делегатом! — воскликнул Сухэ-Батор.
— А если вас схватят солдаты генерала Сюя?
— Тогда они мне сделают чик-чик.
— И, зная это, вы все же рветесь в Россию?
— Да, рвусь. Видите ли какое дело: мне приснился странный сон. Будто бы скачу я на резвом коне через сопки и долины, через Хэнтэйский хребет. Вскоре Кяхта осталась позади, мелькнул Байкал. Много дней скакал по Сибири, перевалил Урал. А потом увидел Москву. Привязал коня у золотого столба и вхожу в огромную юрту. А навстречу выходит богатырь в сверкающих доспехах. Огромный, выше храма Арьяволо. Улыбается ласковой улыбкой. А вокруг голоса: «Ленин, великий батор Ленин!..»
Ленин подает мне руку, из глаз его струится ясный свет. Говорит: «Зачем пожаловал, Сухэ? Присаживайся, гостем будешь». А я не знаю, что сказать. Потом собрался с духом, отвечаю: «Пришел за великой мудростью. Исстрадался монгольский народ.
Сперва его угнетали маньчжуры, потом русские купцы и свои князья и ламы, теперь пожаловал генерал Сюй. Терзают нашу страну, алчные собаки. Протяни руку помощи, отец! Дай избавиться от генерала Сюя и его солдат, прогони их с нашей земли, а князей и желтых мы сами прогоним». Вот ведь что иногда может присниться!
— И что вам ответил Ленин? — серьезно спросил Кучеренко.
— А я в это время проснулся. Жаль, не досмотрел всего до конца.
— Хитрый вы, Гоймин-Батор, — с шутливой укоризной покачал головой Гембаржевский. — Я скажу, что ответил вам Владимир Ильич. Вот здесь, в тетрадке, у меня ответы его записаны. Специально для вас записал. Слушайте: еще в 1916 году Ленин указывал: «Мы всегда стояли, стоим и будем стоять за самое тесное сближение и слияние сознательных рабочих передовых стран с рабочими, крестьянами, рабами всех угнетенных стран… Мы все усилия приложим, чтобы с монголами (вас называет в первую очередь), персами, индийцами, египтянами сблизиться и слиться, мы считаем своим долгом и своим интересом сделать это, ибо иначе социализм в Европе будет непрочен. Мы постараемся оказать этим отсталым и угнетенным, более чем мы, народам «бескорыстную культурную помощь», по прекрасному выражению польских социал-демократов, т. е. помочь им перейти к употреблению машин, к облегчению труда, к демократии, к социализму».
Вот что ответил Владимир Ильич Сухэ-Батору! Ленин учит, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны, подобные Монголии, могут перейти к советскому строю и через определенные ступени развития — к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития. Ленин всегда внимательно следил за событиями в Монголии. Когда царское правительство навязало богдо-гэгэну неравноправный договор, отказалось признать Монголию свободной, Ленин назвал такую политику политикой авантюр и грабежа.
Затаив дыхание слушал Сухэ-Батор Гембаржевского и Кучеренко. Гембаржевский руководил профсоюзной организацией в Хурэ, был блестящим оратором, умел самые сложные вопросы излагать просто, доходчиво. И все же, как подметил Сухэ-Батор, главным был Кучеренко, немногословный, сдержанный, степенный. Он старался держаться в тени, в разговор почти не вступал, и это-то изобличало в нем вожака.
Встреча с руководителями русских большевиков произвела огромное впечатление на Сухэ-Батора. Давно ли мечтал он о встрече с такими людьми!
А сегодня до позднего часа он вел с ними разговор, впитывал в сердце и голову ленинские наставления. Это уже была реальная помощь. Он обрел новых друзей, крепких, закаленных в борьбе. И чудесный друг Чойбалсан, веселый, спокойный. Он уже много раз встречался с русскими революционерами; они посещали собрания чойбалсановского кружка, рассказывали кружковцам о революции в России, о советской власти.
— Заходите чаще, Гоймин-Батор, — пригласил Кучеренко, — но будьте осмотрительны.
Сухэ-Батор с жаром пожал протянутые руки новых друзей, сказал с плохо скрытым волнением:
— Раньше мы не знали, куда идти, в каком направлении двигаться. Теперь мы услышали драгоценные слова: социализм, коммунизм. С вашей помощью, товарищи, мы обязательно выполним наше дело.
С Чойбалсаном договорились слить кружки в единую революционную партию. Так советовали и русские коммунисты. Поддержали они и предложение Сухэ-Батора использовать на пользу народной революции противоречия между монгольскими феодалами и китайскими милитаристами. Следовало привлечь на свою сторону влиятельных лам, князей, а, возможно, и самого богдо-гэгэна.
…19 февраля 1920 года состоялась церемония передачи власти над Монголией генералу Сюй Шу-чжену. Эта церемония совпала с празднованием монгольского Нового года.
Утром от Зеленого дворца, находящегося в трех верстах к югу от столицы, до, главного ургинского монастыря Ихэ-хурэ были выстроены еще не демобилизованные монгольские цирики, а в юго-восточном направлении до самых центральных ворот дворца богдо-гэгэна стояли в две шеренги китайские солдаты при полном параде. Грохнул трехкратный салют из орудий. Джебдзундамба в сопровождении придворной свиты и телохранителей выехал из дворца. Поравнявшись с шеренгами китайских солдат, он не поехал, как обычно, по направлению к центральным воротам, а свернул в сторону и вошел во дворец через боковые ворота. Когда богдо скрылся, заиграла музыка. Показался блестящий автомобиль, украшенный китайскими флагами. В автомобиле, откинувшись на подушку, сидел генерал Сюй Шу-чжен. Автомобиль покатил в столицу и остановился у ворот Желтого дворца. Сюй важно вылез из автомобиля и, приказав нести впереди себя на паланкине портрет китайского президента, вошел во дворец через главные ворота. Сюй приказал поставить портрет президента на центральный престол и встал рядом с ним. Затем он довольно грубо потребовал, чтобы богдо-гэгэн три раза поклонился портрету. Затем портрету должны были поклониться высшие ламы, князья и чиновники.
Вся власть отныне переходила в руки генерала Сюй Шу-чжена. При богдо-гэгэне было оставлено всего лишь около шестидесяти цириков в качестве личной охраны.
