Михаил Колесников - Сухэ-Батор
— А кто такой Чойбалсан? — заинтересовался Сухэ-Батор.
Цирик предостерегающе приложил палец к губам:
— О, это большой человек! Из России приехал, учился там. Революцию видел… В консульском поселке свой кружок организовал.
Теперь Сухэ-Батор приложил палец к губам:
— Ты его знаешь?
— Да.
— А он о нашем кружке знает?
Цирик потупил глаза:
— Знает. Я не вытерпел и рассказал.
— Ты поступил плохо. Никому ни слова о нашем разговоре. А Чойбалсана я должен видеть.
И вот они встретились. Приглядывались друг к другу, о деле говорили намеками. Но когда кони поднялись на сопку, оба словно стряхнули тяжесть с плеч. Сейчас они были одни.
Сухэ-Батор указал ташюром на север и задумчиво произнес:
— Там Россия. У меня есть один знакомый: Хатан-Батор Максаржаб. Он сейчас в Урянхайском крае. Говорят, встречался с сибирскими партизанами.
— Мне доводилось бывать в России, — отозвался Чойбалсан. — Мы учились в Иркутске. Хорошее было время! Верилось в невозможное…
Сухэ-Батор подмигнул своему спутнику:
— Говорят, один из учеников, посланных богдо-гэгэном в Иркутск, видел революцию, красные знамена, бывал на рабочих митингах, слушал опасные речи.
Оба рассмеялись.
— Я тоже наслышался много о делах некоего вахмистра из Худжирбулана. Вахмистр уговаривал цириков и офицеров не складывать оружие перед гаминами. Но его предали… Человек, достойный уважения и удивления! А потом узнал, что не все цирики отдали китайцам винтовки. Люди, достойные похвалы.
— Капля за каплей — будет озеро. Перестает капать — появляется пустыня.
— Мудрая пословица. Вчера на улице я услышал песнь, которая угодила мне в самое сердце.
— Надеюсь, досточтимый Чойбалсан споет ее. Люблю песни.
— Вот именно, досточтимый! А песнь о досточтимых министрах. Послушайте…
Чойбалсан запел. Сперва негромко, а потом все сильнее и сильнее:
В коричнево-пестрых почетных фартуках
Досточтимые министры продали столицу.
Косо смотрят на народ.
В парчовых халатах
Уважаемые министры продали народ.
Косо смотрят, косо смотрят!
Мешки и мешки с деньгами…
Продали своего богдо досточтимые министры,
Продали Монголию уважаемые министры…
Лицо Сухэ-Батора было серьезно. Он больше не улыбался. Когда песнь оборвалась, он произнес:
— Вижу, что у нас одни думы и одни заботы. Высшие ламы и князья продали Монголию гаминам. Церемония передачи власти намечена на второе число средней зимней луны будущего года. Сюй Шу-чжен боится народного возмущения и старается выиграть время, чтобы расправиться с непокорными. Да, времени больше чем достаточно. И мы обязаны до средней зимней луны сделать все возможное, и невозможное. Ни в коем случае нельзя отдавать Монголию в китайские руки! Наш народ должен завоевать свободу навечно. Если мужественные люди имеют твердую цель, они могут сделать все, что захотят!
— Вы правы, Гоймин-Батор. Общие цели привели нас сюда. Мы должны объединить наши усилия. Я сведу вас с людьми, устами которых говорит Ленин.
Они обменялись крепким рукопожатием.
…На дворе бесновалась метель, а в небольшой комнатушке было тепло и уютно. От порывов ветра содрогались ставни, тоненько завывало в трубе. Покачивалась керосиновая лампа, подвешенная к потолку. Мерно постукивали ходики. Шипел на столе пузатый самовар, сияющий, словно золото. Хозяин, высокий грузный человек в украинской рубахе с узорами, разливал чай. Худощавый, интеллигентного вида человек в пенсне просматривал газету, иногда теребил узкую бородку и восклицал:
— Это черт знает что! Им мало покушения на Ильича… Теперь они пробрались в военные штабы. Что скажете на это, доктор?
Врач Цибектаров постучал костяшками пальцев по столу:
— Я думаю, нет в мире силы, способной остановить победоносное наступление Красной Армии. Чем больше лютуют англичане, американцы и японцы, тем сильнее сопротивление народа. Мы еще увидим с вами, друзья, красные флаги. Отдал бы все, чтобы побывать сейчас хоть на минуту в своей Бурятии! Взглянуть одним глазом… Россия-матушка!..
Разговор прекратился. Повисло тягостное молчание. Все думали о родине, от которой они в силу обстоятельств были оторваны.
Нарушил паузу хозяин квартиры Кучеренко:
— Не пристало нам, большевикам, хныкать. И здесь, в Монголии, работы непочатый край. Летом прошлого года мы сделали свое дело. А теперь новая задача: помочь монголам. Есть здесь люди, которым очень нужна наша помощь. Я имею в виду Чойбал-сана и его хлопцев. А сегодня приведет нового. Вы уже слышали о нем: Сухэ-Батор. Свой брат, наборщик. За его спиной — большая группа людей: бывшие солдаты, кочевники, чиновники. Нужно помочь объединить кружки в одну группу. Вам, доктор, сейчас, пожалуй, лучше уйти. Народ они по всем данным надежный, но осторожность не мешает.
— В этом есть резон, — согласился Цибектаров и поднялся.
Цибектаров, в самом деле, был слишком заметной фигурой в Урге — его знали все. В своем белом халате с толстой сумкой через плечо он появлялся и в юртах бедняков и в покоях князей. И даже сам Сюй Шу-чжен, страдающий от зубной боли, однажды послал за ним целый отряд своих солдат.
Часа два спустя после ухода врача в ставню осторожно постучали. Гембаржевский открыл дверь. Из сеней ворвались клубы пара, потом на пороге показались Чойбалсан и Сухэ-Батор.
Хозяин дома радушно приветствовал гостей, усадил их за стол. Вначале молча пили чай.
Сухэ-Батор понял, что его изучают. Он должен был заговорить первым. Он обратился к Кучеренко:
— Слышал, вы работаете механиком в русско-монгольской типографии.
Кучеренко утвердительно кивнул головой.
— Мой друг Чойбалсан посоветовал обратиться к вам. Я работаю наборщиком в типографии министерства. Директор все время придирается, каждый день ругаемся. Решил уйти и проситься к вам.
Хозяин дома и Гембаржевский переглянулись. Они сразу сообразили, что имеют дело с человеком осторожным, а это уже был хороший признак. Кучеренко положил широкую ладонь на плечо Сухэ-Батора.
— Не советую вам уходить из китайской типографии… Нужно подождать. Сейчас там вы нужнее. Не следует скапливаться в одном месте.
Сухэ-Батор улыбнулся краешками губ. Теперь, если бы китайские солдаты неожиданно ворвались в комнату механика русско-монгольской типографии, эту ночную встречу русских и монголов легко было бы объяснить. Незаметно разговор перешел на последние события. Чойбалсан рассказывал о своей жизни в Иркутске, о Февральской революции.
