Теодор Гладков - Менжинский
На следующий день Вера Рудольфовна на явке ЦК вручила телеграмму Вячеславу Рудольфовичу.
31 июля Менжинский, явившись на Мойку, ознакомился с обвинительным актом: «…19 июля 1906 года в Петербурге в квартире Александра Львовича Харика состоялось собрание некоторых членов организации, на котором предполагалось обсудить вопрос, как использовать военное восстание в Свеаборге и как реагировать на это событие в С.-Петербурге. Собрание было задержано, причем, кроме Харика, арестованы сын коллежского советника Браудо, дантист Фрумкин и два лица, назвавшиеся дворянином Деканским и крестьянином Соловьевым. 25 июля Деканский заявил, что он в действительности помощник присяжного поверенного Менжинский, а Соловьев, что он Зимин…»
Далее шел список всех привлекаемых к военному суду. Затем Менжинский прочитал, что все перечисленные лица «подлежат обвинению в том, что в 1906 году в Петербурге они разновременно вступили в тайное сообщество под названием «Военная организация при С.-Петербургском объединенном комитете Российской социал-демократической рабочей партии», поставившем заведомо для них, обвиняемых, целью своей деятельности насильственное изменение посредством народного восстания и мятежей в армии и флоте… монархического образа правления на республиканский… путем вооруженного восстания добиться указанного изменения политического строя в государстве, а равно и распределения на началах общёй собственности всех средств производства, для чего члены этого сообщества вели в этом смысле устную пропаганду среди воинских чинов, устраивали недозволенные им сходки, распространяли среди них всевозможные революционные издания, брошюры и прокламации, а также и партийные органы повременной печати, в частности, газету «Казарма», специально приспособленную для пропагандирования среди войск упомянутых социалистических и революционных идей. Виновные в этом привлекаются к ответственности по статьям 51 и 102 уголовного уложения, издания 1903 года».
Хотя вина Менжинского и не была доказана — следствие даже не установило его партийную кличку, — ему грозила каторга.
Ознакомившись с обвинительным актом, Менжинский написал расписку, удостоверяющую, что он получил «список судей и прокурора, рассмотрению которых подлежит производящееся обо мне дело».
Судебный процесс по делу военной организации начался 6 сентября 1907 года. Полиция приняла меры, чтобы всех обвиняемых доставить в суд. В полицейское управление станции Удельная в первых числах сентября была направлена телеграмма следующего содержания: «Подсудимый Вячеслав Рудольфович Менжинский подлежит прибытию Петербургский военно-окружной суд шестого сентября десять утра…»
Пристав Лесного полицейского участка 5 сентября телеграфно уведомил суд, что «вызываемого Вячеслава Рудольфовича Менжинского на Удельной не оказалось». Повестка с вызовом Менжинского в суд была направлена и по адресу его родителей, но возвращена в суд околоточным надзирателем с надписью: «Вячеслав Менжинский, как значится в домовой книге, с Николаевской улицы выбыл…»
Вячеслав Рудольфович сознательно уклонился от суда. 5 сентября он направил в военно-окружной суд заявление о том, что не имеет возможности явиться в суд по болезни и доверяет защиту своих интересов в суде присяжному поверенному Сидамонову-Эрастову.
Некоторых других обвиняемых должен был защищать начавший входить в моду либерально настроенный присяжный поверенный Александр Федорович Керенский, известный как человек не без способностей, но снедаемый огромным честолюбием. В годы своей адвокатской практики Менжинский немного знал его.
Судебный процесс по делу Петербургской военной организации проходил с 6 по 19 сентября при закрытых дверях.
Сразу же после подавления восстания в Свеаборге, 18 августа 1906 года, царь Николай II утвердил положение Совета министров об усилении наказаний за революционную пропаганду в армии и на флоте. За пропаганду в армии устанавливалось наказание каторгою на срок не меньше шести лет.
Уклонившись от явки в суд, преследуемый жандармами, Менжинский покинул Петербург и снова нелегально переехал в Финляндию, в Выборг. Здесь, до отъезда в дальнюю эмиграцию, он работает секретарем большевистской газеты «Пролетарий».
Глава седьмая
После третьеиюньского контрреволюционного переворота в стране установилась пора столыпинской реакции. Сто семьдесят тысяч революционных рабочих, интеллигентов, солдат было брошено в тюрьмы, более двадцати тысяч сослано на каторгу или отправлено на арестантские работы в ссылку. Две тысячи семьдесят три человека казнено. Помещики и капиталисты мстили рабочим а крестьянам за революцию. Разгул реакции в стране сопровождался натиском буржуазной идеологии, перед которой капитулировали не только кадеты, но и значительная часть меньшевиков, скатившихся на позицию ликвидаторства.
В начале 1908 года один из влиятельных меньшевиков прочел в Москве доклад о необходимости бороться со старыми партийными учреждениями и организациями, которые, по его мнению, необходимо ликвидировать. Несколько позже группа московских меньшевиков, возглавляемых Череваниным и Лариным, выпустила брошюру «Современное положение и возможное будущее», где проповедовалось, что партия — это анахронизм и ее нужно ликвидировать. Наконец некоторые из меньшевиков в своих трудах стали отрицать революционную классовую борьбу, гегемонию пролетариата в буржуазно-демократической революции.
Только революционное крыло российской социал-демократии, возглавляемое Лениным, отступало перед натиском реакции в порядке и без паники.
«Мы умели, писал В. И. Ленин, — долгие годы работать перед революцией. Нас недаром прозвали твердокаменными. Социал-демократы сложили пролетарскую партию, которая не падет духом от неудачи первого военного натиска, не потеряет головы, не увлечется авантюрами»[4].
Отступая под натиском реакции, большевики выработали новую тактику, соответствующую новой политической обстановке. Сняв временно с повестки дня вооруженное восстание, партия как требование дня выдвинула задачу собирания сил, укрепления партийного подполья, широкого и умелого использования легальных форм борьбы, в частности использования Государственной думы, участия в выборах в эту думу.
Некоторые большевики не поняли новой политической обстановки в стране и не приняли новую ленинскую тактику. Они сначала выступили за бойкот II думы, а затем, воспользовавшись ошибками, допущенными социал-демократической фракцией думы в начале ее работы, выдвинули лозунг отозвания депутатов из думы.
