Георгий Гречко - Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Здоровье, как у космонавта
Здоровья из космоса точно не привезешь, страдают практически все системы организма. Все-таки человек жил, может быть, миллионы лет в условиях земного тяготения. Невесомость для него является фактором из ряда вон выходящим, сильно влияющим на самочувствие.
Самое неприятное, что страдает иммунная система. Потому что, можно так сказать, лечат не лекарства. Они воздействуют на иммунную систему, а иммунная система лечит. Поэтому если иммунная система выходит из строя, то же самое лекарство, которое на Земле помогало, там может не помочь. То есть защитная система космонавта страдает, это, наверное, самое опасное.
Витамины в полете принимаем ежедневно. А если заболел, то у нас есть большая аптечка, а в ней подробные инструкции, какое лекарство от чего. Да и в Центре управления обязательно дежурит врач и всегда с ним можно проконсультироваться.
Самое незначительное в космосе – это то, что страдают мышцы. Ты по земле ходишь и у тебя мышцы ног, хочешь – не хочешь, постоянно «качаются». А в космосе ты на руках «ходишь» и внутри корабля, и снаружи. А ноги болтаются, как хвост, и мышцы ног, естественно, атрофируются. Когда я летал 3 месяца, у меня на 7 см окружность ноги уменьшилась. Но мышцы можно потом нарастить на Земле физкультурой, которой я увлекался с детства.
В школьные годы, как все мальчишки, бегал, прыгал, зимой не кутался. До сих пор храню грамоту за 1-е место в стометровке и прыжках в длину. И 2-е место за прыжки в высоту, но я, помню, обиделся, что меня «засудили».
Мой девиз тогда был, как в песне:
Чтобы тело и душа были молоды,
Ты не бойся ни жары и ни холода.
Закаляйся, как сталь.
В юности регулярно занимался утренней гимнастикой по радио, йогой и даже по системе Мюллера.
Стихи на полях:Женщины мажутся,
Мужчины по Мюллеру мельницей машутся,
Но поздно, морщинами множится кожица,
Любовь поцветет, поцветет и скукожится.
После 70-ти лет – лечебная физкультура под девизом: «Здоровье надо не закалять, а беречь».
После 80-ти лет – беречь уже мало что осталось.
Но вернемся в Космос.
В моих полетах я меньше, чем положено занимался на спортивных тренажерах. Нарушал в этом смысле программу и предписания врачей. Командиры, они люди военные, более дисциплинированные. Они точно соблюдали режим, занимались физкультурой сколько положено.
У людей, далеких от нашей профессии, иногда складывается впечатление, что грозный всевидящий ЦУП круглые сутки следит за каждым нашим движением. На самом деле, на корабле нет никаких камер слежения за нами. Ведь космонавты не подопытные кролики! Мы сами давали специалистам на Земле сведения, кто сколько физкультурой занимался. Но я иногда, каюсь, подвирал, что сделал больше, чем на самом деле. Потому что в это время занимался научными экспериментами.
У каждого космонавта в полете есть еще нагрузочный костюм. Если кто-то летает долго, то он носит этот костюм постоянно. В костюм вшиты парашютные резины. Если в космосе расслабишься, то эти резины тебя собирают в комок, как в утробе матери. А в комке работать и есть неудобно, поэтому ты невольно разгибаешься. И получается, что ты весь полет как бы занимаешься физкультурой, тонус сохраняешь.
С прачечной в космосе лучше всего, на Земле мужчины об этом только мечтают. Поносил одежду и засунул в контейнер с мусором. А мусор вообще ни хранить, ни возвращать на Землю не надо. Мы помещали все ненужное в алюминиевые ведра-контейнеры и отстреливали их от станции. Контейнеры с мусором быстро сгорают без остатка в атмосфере.
Спускаемый аппарат тоже горит, когда спускается. Но у него очень толстая специальная обмазка, поэтому космонавты живыми-здоровыми приземляются. А ведра с мусором без защиты-обмазки сгорают, как спички. Вы видели когда-нибудь метеорит? Как он – чирк, вспыхнул, и нет его. Может, это как раз сгорело ведро с мусором!
В орбитальной станции – особый тяжелый запах. Парфюмерией мы не пользовались, там и так запахов хватает. Все-таки наружной вентиляции, форточки в космосе нет! Есть, конечно, системы поглощения запахов и вредных примесей. Но я иногда шутил, что эти системы одни вредные примеси поглощают, а другие выделяют. Поэтому когда ты уже там прилетался, принюхался, то не чувствуешь, какая на станции тяжелая атмосфера. Но когда с Земли прилетает корабль и в станцию попадает свежий воздух, то, конечно, это две большие разницы.
Интересно, что запахи концентрируются в волосах. Даже если ты уже вроде притерпелся к запахам в станции. И вдруг случайно ткнулся носом в шевелюру товарища. То тебе бьют в нос эти запахи. А смесь запахов там жуткая. Запахи горелой пластмассы, горелой резины, от пищи, от остатков, от чего-то пролитого. В общем, запахов хватает. Но каждый ощущает их по-разному. Например, космическая туристка Ануша писала, что в космосе пахнет горелым печеньем. Очень романтическая трактовка! По-моему, скорее уж горелой изолентой, чем печеньем.
И когда на Землю возвращаешься, люк открываешь – надышаться не можешь! Какой тут воздух! Воздух нашей большой Родины – Земли.
Личное дело
Семидесятые годы… Дело шло к первому полету, к первой работе в космосе. Я был идейный, честный, с книжными представлениями о жизни. Подошел мой час лететь в космос. И тут я едва сам себя не выгнал из космонавтов. Моя первая жена – Нина Викторовна, И вот я решил, что все равно у нас с женой совместная жизнь не ладится, и если я слетаю в космос, а потом подам на развод, скажут: «Когда он был инженером, ему жена подходила, а стал космонавтом – подавай ему артистку!»
Незадолго до полета я подал на развод, мы развелись. Я это, естественно, вписал в анкету… И началось. Страшнее было, только когда мы с братом в оккупированной деревне ждали смерти. Собралась партгруппа – все коллеги, все должны лететь в космос. Многих из них я считал друзьями. Я думал, они собрались, чтобы помочь мне, чтобы меня из-за развода не выгнали из космонавтов. И какое же было изумление, когда никто ничего хорошего обо мне не сказал!
Один, он уже погиб, царство ему небесное, произнес: «Ты разводишься с женой, значит, ты предаешь жену, а значит, можешь предать и Родину!». Я обратился к другому: «Ты ведь тоже разводился! Ты меня поддержишь?» Он покачал головой: «Нет!». Я от всего этого похолодел – мы клялись в дружбе, обещали, что будем умирать друг за друга, а тут вдруг все наоборот…
А третий сказал: «Мы даем тебе выбор». Ну, тут я немного ожил. «Слава Богу, – думаю, – хоть один порядочный нашелся». А он продолжает: «Ты же, Жора, не идиот. Просто так разводиться перед полетом, конечно, не стал бы. Поэтому, ты признаешься, что у тебя есть любовница, которая от тебя ждет ребенка, и тогда мы тебя выгоним за аморалку. А если не признаешься – за неискренность перед партией». У меня не было любовницы с ребенком, я не мог в этом признаться.
