Ильяс Богатырев - Цена человека: Заложник чеченской войны
Время между тем тянулось жутко медленно, а иногда останавливалось. В такие минуты не было слышно ничего, даже отдаленного лая собак. Сидишь себе, как оглохший, в полутемной комнате и тупо смотришь в окно, заклеенное крест-на-крест, – а там, оказывается, и облака застыли и недвижно повисли в воздухе. Я пытался читать. Обнаружил какую-то потрепанную книжку с пожелтевшими страницами и листал ее. Поверите ли, совершенно не помню, о чем она была. Томительная неопределенность, нараставшее нервное напряжение мутили рассудок.
Но вот вновь появился Доку и сказал, при каких условиях я могу быть освобожден. Боже, наконец-то!
Любимов должен принести извинение за тот январский эфир. Но как это сделать, как передать в Москву информацию об условии моего освобождения? «Дай номер телефона, мы свяжемся с ним», – сказал Доку и пригласил меня поужинать с ним.
Связывались с Любимовым долго. То есть вообще не было никакой информации, состоялся ли разговор и если состоялся, то чем именно он закончился.
В одну из ночей, полных различными предположениями, в доме у Доки появился сам Шамиль Басаев в компании нескольких соратников. Он разговаривал со мной запросто, как ни в чем ни бывало. После буденновских событий я виделся с ним два-три раза, один раз, помню, даже сыграл с ним короткую партию шахмат. Короткую, потому что я быстро проиграл и он не захотел больше играть со мной. Только в конце разговора Басаев спросил, что это я делаю дома у Доки. Я коротко объяснил. «Что-то этот усатый слишком много на себя берет в последнее время», – сказал Басаев. Его друг явно поддержал своего командира, хотя точно я не понял, что он сказал по-чеченски. «Ладно, – сказал Басаев, – все будет нормально. Скажем ему, чтобы и камеру тебе вернул». Камеру так и не вернули, но вскоре меня освободили.
За запретными воротами меня ждали мой старший брат Магомет, мои друзья – Керим Ахматов, Сергей Холодный, режиссер «Взгляда» и честный мой водитель Лёма. Начальство подарило мне неделю отпуска, которую я провел в Подмосковье в целебных пеших прогулках.
…Мы с Сашей Любимовым долго думали, как сдержать обещание и извиниться за тот злосчастный эфир и в то же время сохранить лицо и остаться при своем мнении относительно жестокого захвата заложников в Кизляре. Формулировка была найдена. И насколько я знаю, все остались довольны.
Глава 21
Ну, раз уж стали нормально кормить, значит скоро освободят! По всему было видно: наша драматическая эпопея близилась к концу. Мы так долго думали об освобождении, рисовали его в своем воображении, прислушивались и ковырялись в своих предчувствиях, гадали на промасленных картах, расшифровывали свои сны и привидевшиеся образы, что, видимо, развили в себе шестое чувство. Оно подсказывало нам, что ЭТО произойдет скоро. Такое ощущение поднимало настроение. А удерживать его помогало хорошее питание. Что ни говори, мы все-таки животные, и пища, пожалуй, первая из присущих нам потребностей. И нас кормили, как на убой, точнее, приводили в «товарный вид», а это означало, что «покупатель» созрел. Похитители договорились об условиях нашего с Владом освобождения.
Многие из тех, кто нажился на нашем похищении, сегодня уже мертвы – это Арби Бараев и его подручные. Мы их не забудем и, как говорится, не простим, а там уж Бог им судья. А тех, кто отдал за наше долгожданное и счастливое освобождение деньги, мы до сих пор не знаем, в лучшем случае только догадываемся. Вам не кажется, что это несправедливо? До сих пор хочу узнать имя человека, отдавшего немалые деньги за нашу свободу. Я хотел бы знать, кто выдвигал похитителям встречные условия, кто, не вдаваясь в детали, принимал окончательное решение. Я, может, хочу сказать спасибо своему не безымянному, а конкретному благодетелю.
Этим благодетелем не мог быть покойный Бадри Патаркацишвили, который лично приезжал в аэропорт встречать наш спецрейс из Ингушетии. Бадри Шалвович, финансовый руководитель ОРТ, не мог принимать таких решений самостоятельно, ибо наше освобождение в Москве представлялось не столько денежным, сколько все-таки политическим вопросом. Ведь неспроста информацию о нашем с Владом освобождении не хотели вначале предавать огласке до намечавшейся встречи Бориса Ельцина с Асланом Масхадовым. Предполагалось использовать наше «продолжающееся заточение» как аргумент в разговоре с чеченским президентом.
«К сожалению, даже успешное освобождение – это еще не конец всех страданий. У освобожденных заложников часто наблюдаются странные реакции, впервые описанные после захвата в 1973 году заложников во время ограбления банка в Стокгольме. Между террористами и их узниками устанавливается сильная психологическая связь, получившая название стокгольмского синдрома. Пережив эмоциональное потрясение, многие бывшие заложники начинают симпатизировать террористам, с которыми они находились в очень тесном контакте и от которых зависела их жизнь. Кроме того, большинство бывших заложников довольно долгое время переживают посттравматическое стрессовое расстройство. Его симптомами могут быть бессонница, потеря аппетита, апатия, внезапные вспышки ярости, трудности в общении с близкими. Иногда освобожденные заложники переживают так называемую вину выжившего. Человека преследует мысль о том, что он каким-то образом виновен в смерти других заложников… Все эти реакции естественны, со временем человек избавится от них. Исключения составляют лишь похищенные ради выкупа миллионеры – владельцы крупных компаний. Опыт беспрекословного подчинения воле похитителей особенно болезненно действует на тех, кто сам привык отдавать приказы и распоряжения».
Алан Белл, профессиональный телохранитель, специалист по безопасностиБосс и партнер Патаркацишвили Борис Березовский, в тот период заместитель секретаря Совета безопасности РФ, а по сути, мне кажется, руководитель этого важного государственного органа, наверное, и есть тот самый человек, который вполне мог принимать решения в нашем вопросе, равно как и в вопросе освобождения всех других попавших в заложники российских журналистов. Для этого у него были и финансовые возможности, и политические полномочия. Вспомните, каким колоссальным влиянием он обладал на ближайшее окружение Президента РФ Бориса Ельцина. Вспомним еще, как зам. секретаря Совбеза чартером прилетел в Грозный и при съехавшихся видеокамерах триумфально увозил с собой им же освобожденных сотрудников ОРТ – Романа Перевезенцева и Вячеслава Тибелиуса. В телевизионных комментариях говорилось о сложных переговорах, тщательно продуманных и спланированных шагах, многоходовых комбинациях – все ради освобождения невинных и несчастных журналистов. Активное участие при освобождении наших коллег – Юрия Архипова, Николая Загнойко, Николая Мамулашвили и Льва Зельцера – принимал тогдашний секретарь Совета безопасности Дагестана Магомед Толбоев, один из подчиненных Березовского. Значит, Борис Абрамович и есть тот, кому и мы с Владом Черняевым должны быть признательны и сказать свое большое и искреннее спасибо. Только вот как-то сразу и несколько вопросов возникало к нему. Да вот задавать их уже поздно, нет с нами больше Березовского. Остается лишь строить предположения, которыми я поделюсь чуть ниже…
Однако я отвлекся и забежал несколько вперед. Пока еще мы оставались заложниками. Мы все еще находились в «камере», шестой по счету, считая яму. Наш сырой полуподвал задней стеной выходил на дорогу, откуда через крохотное вентиляционное отверстие до нас отчетливо доносились голоса прохожих, особенно часто мы слышали играющих детей. Там все так же бурлило лето. Своими приглушенными птичьими голосами оно изводило нас особенно изощренно. А когда шел дождь, мы совсем притихали и слушали, как где-то наверху обильно льет на крышу, а потом, когда дождь затихал, его ровное гудение дробилось на части и переходило на отдельную мелкую капель. И вот дождь уже кончался, но еще долго здесь и там капли продолжали назойливо стучать по лужицам.
У нас же царили сырость и духота. Пространство бледно-черного обиталища тяжело висело вокруг. Отсыревшая одежда так плотно прилегала к телу, что отлипала нехотя, как липучка. Мы не могли полной грудью вдохнуть воздух, нам просто не хватало кислорода, и мы иногда даже припадали к зарешеченной дырочке вентиляции, пытаясь вдохнуть свежего воздуха с запахами лета.
Кормилец наш Ахьяд и вечно хмурый вооруженный охранник невольно воротили носы, входя в наше помещение – настолько сильна была разница между воздухом на улице и у нас в «камере». Тогда Ахьяд принес нам тарахтелку – вентилятор 1953 года выпуска, чтобы хоть как-то расшевелить затхлый и влажный воздух. Вентилятор, скрипя, поворачивался из стороны в сторону и старался продуть подвал изо всех сил, но поскольку вентиляции как таковой не было, свежее не становилось, только чуть прохладнее. Но зато какая забота о заложниках! Нам принесли даже зубную щетку и полтюбика зубной пасты. Наконец-то мы могли почистить зубы: сначала я, потом, промыв щеточку, Влад. Оголенные нервы выбитых передних зубов я чистить не мог, разинув рот, тщательно и долго чистил коренные. Не представляете, какая свежесть образовалась во рту! Эта маленькая гигиеническая процедура оживила слегка притупившиеся ощущения естественной человеческой опрятности и чистоты. Наверное, чувство брезгливости – главное, что отличает цивилизованного человека от дикаря.
