Черубина де Габриак - Исповедь
«В глубоком озере под влагой голубою…»
В глубоком озере под влагой голубою
Сокрыт от жадных глаз господний вечный храм.
И вот моя мечта: туда придем с тобою,
И вместе будем там.
Там теплятся для нас нетлеющие свечи,
В нетленном золоте — резной иконостас.
И только там придет обетованной встречи
Благословенный час.
Над нами в воздухе такой неторопливый,
Такой знакомый колокольный звон…
И ясно для тебя в душе моей счастливой
Твой образ отражен.
Над нами в куполе простерты Херувимы,
Над нами в куполе — горящая звезда…
Вдвоем у Царских Врат — любовь неугасима —
Ты рядом навсегда.
Тогда, тогда прильну к душе родной и милой,
Душой переступлю последнюю межу…
О, сколько я тебе еще не говорила,
О, сколько я скажу.
К ГОДОВЩИНЕ ПТИЧНИКА
Они горят и пахнут медом свечи,
А наверху — блестящая звезда…
Сегодня год от нашей первой встречи,
И пусть ведет в грядущие года.
Но кто из нас язык высокой речи
Запечатлеть сумеет навсегда?
Кто пронесет сквозь мглу противоречий
Заветный дар и твердо скажет: «Да»?
Мы все идем. Наш путь суров и труден.
В дыму тоски, в пыли растущих буден
Грядущий год и холоден и нем…
Но знаем мы, как три волхва в пустыне
Шли за звездой в далекой Палестине,
Неся дары и в сердце Вифлеем.
«Опять безжалостно и грозно…»
Опять безжалостно и грозно
Заговорил со мной Господь, —
О, как нерадостно, как поздно
Она глаза открыла — плоть.
Она глаза свои открыла, —
И дух окован, дух мой — нем…
Какая творческая сила,
Неутоленная никем!
Блажен, кто благостно и смело
Берет тяжелую печать!
Господь, Господь! Я не умела,
Я не могла тебя понять.
Я не узнала голос Божий
И плоть гнала, не покорив, —
Зато теперь больней и строже
Ее мучительный порыв.
Сама в себе, не ждя ответа,
Она встает, дыша огнем…
Так раскаленная комета
Летит невидимым путем.
«В невидимой господней книге…»
Е. Николаевой
В невидимой господней книге
рукой карающей написаны слова…
На всех, на всех — тяжелые вериги,
у каждого душа — мертва…
Мы все идем, не помня и не зная,
знакомых не встречая глаз…
Тоска. Тоска. Она всегда иная
для каждого из нас.
Лишь иногда в любви или обиде
душа засветится огнем,
и вот тогда, любя иль ненавидя,
мы дышим и живем.
Живем и ждем, и молим, молим чуда,
глядя наверх, на миллионы звезд,
и кажется порой, что к нам на миг оттуда
спустился легкий мост.
Пускай душа горит неукротимей;
здесь на земле, все силы расточа,
в небесном горном Иерусалиме
за нас пред образом поставлена свеча.
ИЗ «КНИГИ МЕРТВЫХ»
Горус, светлый сын Изиды,
просветленная душа.
Ты пришел в поля Аменти, —
барка Ра плывет по небу, —
ты достигнул барки Ра.
Ра, плывущий в барке света,
многопламенный владыка,
обрати к нему свой светлый взор.
Как зерно, что Нил питает,
вырастает в тучный колос,
так душа, приявши Бога,
Богоматерью зовется,
из себя рождая Сына —
отпрыск Солнца и Земли.
Ра, плывущий в барке света,
многопламенный владыка,
Нас, земных, благослови.
«Душа разве может быть грубой…»
Душа разве может быть грубой.
Никто не пришел помочь…
Как запекаются губы
В бессонную ночь.
Становятся слабыми руки,
Становишься вся бледна…
Ах, горче не будет муки,
Как ночь без сна.
Дневные стираются грани,
И в темноте не поймешь,
Где злая правда страданий,
Где только ложь…
В висках, до утра не смолкая,
Горячая кровь стучит.
Зачем я стала такая?
Зачем этот стыд?
Когда же исполнятся сроки,
И есть ли предел судьбе?
Как хочется быть жестокой
К самой себе.
«Ты сделай так, чтоб мне сказать „Приемлю…“»
Ты сделай так, чтоб мне сказать «Приемлю,
Как благостный предел, завещанный для всех,
Души, моей души не вспаханную землю
И дикою лозой на ней взошедший грех».
Чтоб не склоняться мне под игом наважденья,
А всей мне, всей гореть во сне и наяву,
На крыльях высоты и в пропасти паденья.
Ты сделай так, чтоб мне сказать: «Живу».
«Книгу открывала и читала снова…»