Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
Когда художник пришел в театр, выяснилось, что работать ему, в сущности,
негде. Просторного помещения не было. Огромные кулисы и занавес художник
расписывал один, без помощников. Костюмы по его эскизам делались
полукустарным способом, часто на квартире управляющего театрами
Теляковского при содействии его жены. Головин не только открыл в театре
просторную художественную мастерскую, он расширил штат оформителей,
привлек к работе театральных художников М. П. Зандина, Б. А. Альмедингена и
других.
Художник Б. А. Альмединген так описал один из театральных вечеров, когда
по обыкновению приступал к работе А.Я. Головин: «...Площадь Мариинского
театра. Двенадцать часов ночи. Мороз лютый. Из подъезда театра движется
поток людей: это зрители расходятся по домам. Возбужденная толпа полна
впечатлениями от спектакля. Знать и богачи степенно направляются к своим
каретам и автомобилям, остальные бегут к трамваю. Многие кличут
закоченевших извозчиков.
На площади горят костры. Возле них в ожидании седоков обычно греются
извозчики и кучера, которые так же, как сто лет назад, «бранят господ и бьют в
ладоши». Вся площадь в движении: фантастическое мелькание от огней костров
и перебегающих фигур, шум, крики, фразы о спектакле...
Постепенно свет в окнах меркнет, гаснут одинокие фонари, обнажается
темный силуэт театра. Публика разошлась, и безлюдную площадь охватывает
зимняя ночь.
...Театр мрачен, но пытливый наблюдатель замечает едва пробивающийся
свет под самой крышей, в одиннадцати полуциркульных окнах. За этими окнами
то место, где создаются «сценические красоты».
В громадной полукруглой мастерской, повторяющей площадь
расположенного под ней зрительного зала, знаменитый художник театра
Александр Яковлевич Головин создает декорации...»
Портрет Шаляпина в роли Мефистофеля был написан Головиным в одну
ночь. «У Шаляпина было в то время обыкновение превращать ночь в день, а
день в ночь, — вспоминал позднее художник, — он выразил желание позировать
мне после спектакля, если угодно до утра, но с тем чтобы портрет был закончен
в один сеанс. Пришлось согласиться и писать портрет при электрическом
освещении. Работа шла у меня почти без перерывов, мне хотелось во что бы тб
ни стало окончить ее, и это удалось, но помню, что устал я ужасно, и когда я
клал последние мазки внизу картины и нагибался, с меня буквально лился пот,
стекая со лба на пол, — до такой степени я изнемог».
Еще один портрет Шаляпина в роли Мефистофеля Головин выполнил в 1909
году. Фон картины выдержан в холодных серебристо-голубых, как бы
мерцающих тонах. Обнаженное плечо, крепкая мускулистая рука придерживает
мертвенно-серый плащ. Другой рукой, вытянутой вперед, Мефистофель как бы
угрожает небесам и богу. Лицо отливает синеватой бледностью, глаза почти без
блеска, в них фанатическая сила, уверенная жестокость. Многие считали, что
Головин изобразил Шаляпина в момент, когда Мефистофель бросает небесам
дерзкий вызов: «Он будет мой!»
В одну из ночей 1908 года под сводами огромной мастерской Головина
создавался портрет Шаляпина в роли Олоферна.
...В убранном коврами шатре на ассирийской скамье возлежит восточный
владыка с чашей в руках, в экзотичных одеяниях. Длинная черная в колечках
борода, тяжелые серьги, глаза чуть навыкате. Поза необычайно царственно-
величественна.
Еще в Мамонтовской опере Шаляпин и Серов много работали над образом
Олоферна, внимательно всматривались в ассирийские, египетские рисунки,
искали особую пластику Олоферна, его мимику, жесты, походку. За разговорами
в дружеском кругу постепенно вырисовывался сценический образ.
Однажды, будучи в гостях у певицы Мамонтовской оперы Т. С. Любатович,
Серов взял со стола полоскательную чашку и обратился к Шаляпину: «Вот,
Федя, смотри, как должен ассирийский царь пить, а вот, — указывая на
барельеф, — как он должен ходить», — и, протянув руки, прошелся по столовой
как истый ассириец. Серов тогда не просто писал эскизы костюма для спектакля
Мамонтовской оперы — он подсказывал Шаляпину рисунок роли, ее характер,
образ. Шаляпин быстро схватывал и развивал на сцене замыслы художника.
Спустя несколько лет, 27 сентября 1907 года, Шаляпин впервые выступил в
Мариинском театре в роли Олоферна. Спектакль имел грандиозный успех. Когда
в последний раз опускался занавес Мариинского театра и зрители, утомленные
рукоплесканиями, покидали зал, Шаляпин в полном облачении и гриме
поднимался в мастерскую Головина. И здесь начинался как бы еще один
спектакль. На сеансы живописи приходили жена Шаляпина Мария
Валентиновна, его друзья — Исай Дворищин, дирижер Даниил Похитонов,
певцы Дмитрий Смирнов и Александр Давыдов, карикатурист Павел Щербов.
Сеанс продолжался всю ночь. До утра не смолкали шутки, Смирнов и Давыдов
пели, Похитонов играл на рояле — время летело незаметно. В таких условиях
Александру Яковлевичу работать было нелегко, но, человек общительный и
добрый, он никогда не возражал против присутствия публики.
Атмосфера мастерской Головина колоритно описана репортером
«Петербургской газеты»: «Огромный, залитый светом зал как-то ослепляет
после путешествия по полутемным коридорам и лестницам. Весь пол устлан
громадными простынями холста. Средняя часть уже покрыта шоколадного цвета
краской. Горшки вдоль стен разной формы, висят тяжеловесные кисти. Снизу из
зрительного зала доносится пение и музыка.
— Не правда ли у нас весело? — спрашивает Головин. — В этой
музыкальной обстановке приятно работается. Часто приходишь утром, и нет
никакого желания работать. В это время внизу начинается репетиция, и музыка
как-то сразу меняет настроение к лучшему».
Головин любил писать шаляпинские портреты, он восхищался своей
моделью. «Придет часа в три ночи, — вспоминал Головин о Шаляпине, — и
простоит до семи-восьми часов утра. Удивительно умеет позировать. Редкая
