Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
Дело это требует отношения глубокого, его нельзя строить «через пень-
колоду».
Я тебя убедительно прошу — и ты должен верить мне! — не говорить о
твоей затее никому, пока не поговоришь со мной.
Будет очень печально, если твой материал попадет в руки и зубы какого-
нибудь человечка, не способного понять всю огромную национальную важность
твоей жизни, жизни символической, жизни, которая неоспоримо
свидетельствует о великой силе и мощи родины нашей, о тех живых ключах
крови, чистой, которая бьется в сердце страны под гнетом ее татарского барства.
Гляди, Федор, не брось своей души в руки торгашей словом!
...Ах, черт тебя возьми, ужасно я боюсь, что не поймешь ты национального-
то, русского-то значения автобиографии твоей! Дорогой мой, закрой на час
глаза, подумай! Погляди пристально — да увидишь в равнине серой и пустой
богатырскую некую фигуру гениального мужика!
Как сказать тебе, что я чувствую, что меня горячо схватило за сердце?»
Горький боялся влияния на Шаляпина жадных до сенсаций и скандалов
репортеров. И будущее показало, что тревога эта была не напрасной.
* * *
В 1910 году, вернувшись из-за границы, Шаляпин много гастролировал по
России. Словно соскучившись по родным местам, по близкому ему русскому
зрителю, артист ездил по стране из края в край, пел в Виге, Харькове, Ростове,
Новочеркасске, Одессе, Екатеринодаре, Тамбове, Тифлисе, Баку, выступал в
волжских городах — Саратове, Нижнем Новгороде, Астрахани. Петербургское
отделение Русского музыкального общества, учитывая исключительные заслуги
певца в пропаганде русской музыки на родине и за ее пределами, избрало
артиста своим почетным членом.
В середине ноября 1910 года Шаляпин приехал в Петербург. Певец выступал
в спектаклях Мариинского театра, репетировал «Бориса Годунова», новую
постановку которого в оформлении А. Я. Головина осуществлял режиссер В. Э.
Мейерхольд.
Шаляпин с нетерпением и радостью ждал этого спектакля. «Много мне
пришлось хлопотать и долго приходилось лелеять мечту на императорских
театрах заново поставить «Бориса Годунова», — писал Шаляпин Горькому на
Капри. — Наконец мечта эта осуществилась, и я, радостный и вдохновленный
новой чудесной постановкой, сделанной художником Головиным, поехал
вечером играть мою любимую оперу».
Спектакль этот был не совсем обычным: в зале присутствовал Николай II с
семьей. Великосветская публика была весьма взволнована этим событием и
плохо слушала оперу. Блестяще исполненная Шаляпиным сцена с Шуйским и
эпизод галлюцинации привлек внимание зала к сцене. После многочисленных
вызовов Шаляпин направился наконец за кулисы, но выход оказался
запруженным толпой хористов. В публике вдруг раздались крики: «Гимн!»,
«Гимн!» На сцене хор вдруг запел «Боже, царя храни», и хористы упали на
колени. Шаляпин, задержавшийся на сцене, в замешательстве опустился на одно
колено...
Утром в газетах появилось официальное сообщение: «6 января в
императорском Мариинском театре была возобновлена опера Мусоргского
«Борис Годунов». Спектакль удостоили своим присутствием их величества
государь император и государыня императрица Мария Федоровна. После пятой
картины публика требовала исполнения народного гимна. Занавес был поднят и
участвовавшие с хором во главе с солистом его величества Шаляпиным
(исполнявшим роль Бориса Годунова), стоя на коленях и обратившись к царской
ложе, исполнили «Боже, царя храни». Многократно исполненный гимн был
покрыт участвовавшими и публикой громкими и долго не смолкавшими «ура»,
его величество, приблизившись к барьеру царской ложи, милостиво кланялся
публике, восторженно приветствовавшей государя императора криками "ура“».
Шаляпин выехал в заграничные гастроли и уже там получил от художника
В. А. Серова газетные вырезки с припиской: «Что это за горе, что даже и ты
кончаешь карачками. Постыдился бы».
Шаляпин ответил Серову, чтобы он не верил сплетням, но слух о
коленопреклонении, обрастая невероятными подробностями, быстро
распространялся. Оправдываться было трудно. Во Франции в вагон к Шаляпину
ворвалась молодежь с криками: «Лакей, мерзавец, предатель». Г. В. Плеханов,
которому Шаляпин подарил по его просьбе портрет, вернул фотоснимок с
лаконичной надписью: «Возвращается за ненадобностью». В Петербурге и
Москве бывшие друзья Шаляпина литераторы Амфитеатров и Дорошевич
публиковали хлесткие статьи, фельетоны, карикатуры. Артисты
Художественного театра в одном из своих традиционных «капустников» ядовито
высмеяли певца.
Шаляпин был подавлен. Он написал полное горечи письмо Теляковскому, в
котором говорил о желании расторгнуть контракт и не возвращаться в Россию,
остаться во Франции. Намерение певца стало достоянием фельетонистов и
породило новый поток нелепых обвинений и выдуманных сенсаций.
Обывательски настроенная публика тотчас подхватывала эти далекие от истины
сенсации.
Что же произошло в тот злополучный вечер на сцене Мариинского театра?
Чем был вызван поступок хористов? Мотивы его были весьма прозаическими.
Много лет хористы Мариинского театра просили увеличить пенсии. Дирекция
не могла что-либо предпринять самостоятельно — необходимы были изменения
закона о пенсионном обеспечении. И тогда хористы решили обратиться
непосредственно к царю, воспользовавшись его присутствием на спектакле
«Борис Годунов».
Теляковский, находившийся в тот вечер в зрительном зале, так рассказывал о
случившемся: «Увидев хор на коленях, Шаляпин стал пятиться назад, но
хористы дверь терема ему загородили.
Шаляпин смотрел в направлении моей ложи, будто спрашивая, что ему
делать. Я указал ему кивком головы, что он сам видит, что происходит на сцене.
Как бы Шаляпин ни поступил — во всяком случае он остался бы виноват.
Если станет на колени — зачем стал? Если не станет — зачем он один остался
