Роберт Масси - Петр Великий. Деяния самодержца
Более правдоподобная история возвышения Александра Меншикова чуть менее колоритна. Почти наверняка установлено, что отец Меншикова был солдатом. Он служил в войске Алексея Михайловича и, дослужившись до чина капрала, стал писарем в Преображенском. Возможно, он и был родом из Литвы: грамота о возведении Меншикова в достоинство князя Священной Римской империи гласит, что новоиспеченный князь происходит из древнего и благородного литовского рода. Ссылки на «древность» и «благородство», вероятно, потребовались затем, чтобы облегчить известному своим консерватизмом императору задачу пожаловать Меншикову титул. Правда, существуют свидетельства того, как Меншиковы владели землей неподалеку от Минска, входившего в то время в состав Литвы[28].
Как бы то ни было, Меншиков родился в ноябре 1673 года, то есть на полтора года позже Петра, и детство провел на конюшне в царском селе Преображенском. Он довольно скоро сообразил, какие выгоды сулит близость к Петру. Одним из первых он был принят солдатом в потешное войско Петра. К 1693 году он уже числился бомбардиром в Преображенском гвардейском полку, а Петр предпочитал артиллерию всем родам войск. В чине сержанта Меншиков был рядом с Петром под стенами Азова, он одним из первых вызвался ехать в составе Великого посольства в Западную Европу. К тому времени Меншиков числился денщиком – то есть выполнял личные поручения царя. В обязанности денщиков входило денно и нощно безотлучно находиться при государе, по очереди спать у него в передней, а когда царь путешествовал, и в ногах у государевой постели. Бок о бок с Петром Меншиков работал на верфях Амстердама и Дептфорда. Он освоил ремесло корабельного плотника почти так же хорошо, как и сам Петр, и был одним из немногих русских, кто не чурался этого ремесла. Сопровождая Петра, Меншиков побывал в лабораториях и мастерских Европы, выучился изъясняться на ломаном голландском и немецком и приобрел поверхностный лоск и некоторые представления о светском этикете. Восприимчивый, схватывавший все на лету, Меншиков в то же время оставался русским до мозга костей – именно таким и хотел Петр видеть своих подданных. И по меньшей мере один из них, Меншиков, всей душой стремился вникнуть в новые идеи Петра, был готов порвать вслед за ним со старыми русскими обычаями и, будучи человеком неглупым и даже в какой-то мере одаренным, искренне хотел помогать государю.
По возвращении из Европы Меншиков стал одним из членов Всепьянейшего собора – компании собутыльников Петра. Шести футов роста, крепкий, проворный и искусный во всех столь любимых царем потехах, он сделался заметной фигурой в Преображенском, где его звали Алексашкой или величали Данилычем. Он с одинаковым рвением распевал рождественские колядки в доме генерала Гордона и рубил головы во время стрелецкой казни. Петр пожаловал ему дом, который 2 февраля 1699 года был освящен «по обряду Бахуса».
Быстрое возвышение молодого человека неизбежно порождало толки о его темном происхождении и невежестве. Князь Борис Куракин говорил, что Меншиков «породы самой низкой, ниже шляхетства». Корб с пренебрежением отзывался об этом «Александре, который столь заметен при дворе благодаря царской милости» и который использует свое влияние, чтобы получать взятки от купцов и всех тех, кому требуется содействие властей. Уитворт, британский резидент, доносит в 1706 году: «Я достоверно знаю, что Меншиков не умеет ни читать, ни писать». Обвинение это было справедливо лишь отчасти. Читать Меншиков выучился, но письма всегда диктовал секретарю и неуверенной рукой выводил лишь свое имя.
Однако, несмотря на злословие, влияние Меншикова продолжало расти. Его неунывающий нрав, удивительная способность понимать и почти предугадывать желания и настроения Петра, умение переносить вспышки царского гнева и даже жестокие побои – делали его находкой для царя. Когда Петр, по возвращении из Европы, обвинил генерала Шеина в бессовестной торговле армейскими должностями и на банкете чуть не заколол его шпагой, Лефорт отклонил удар и спас Шеину жизнь, Меншиков же обнял государя и сумел его успокоить. Спустя некоторое время на балу по случаю крестин сына датского посланника Петр увидел, что Меншиков танцует, нацепив шпагу. Возмущенный таким нарушение этикета, да еще в присутствии иностранцев, Петр в кровь разбил ему лицо. Следующей весной в Воронеже, когда Меншиков наклонился, чтобы шепнуть что-то Петру на ухо, последовала очередная вспышка ярости и оплеуха такой силы, что она сшибла его с ног. Меншиков перенес это оскорбление не только со смирением, но и с неизменным юмором. Со временем его способность улавливать настроения Петра и готовность смиренно принять от государя все – и гнев или милость – сделали его незаменимым для царя. Он перестал быть просто слугой и стал другом.
В 1700 году, накануне войны, Меншиков числился в придворном штате. Из письма, отправленного ему Петром в том году, явствует, что на него было возложено попечение о царском гардеробе. Но как только началась война, Меншиков бросился в нее очертя голову, выказывая столь же блестящие способности в воинском искусстве, как и во всем прочем. Он был под Нарвой вместе с Петром и вместе с ним уехал накануне злосчастного сражения. В 1701 году, когда Петр лично руководил кампанией в Ингрии, Меншиков отличился в качестве его первого помощника. После осады и взятия Нотебурга Меншиков был назначен комендантом крепости. Он участвовал в продвижении русской армии вниз по Неве, взятии Ниеншанца и захвате шведской флотилии в устье реки. С основанием Петербурга и началом строительства Петропавловской крепости на Меншикова была возложена ответственность за возведение одного из могучих бастионов, который впоследствии стал носить его имя. В том же году он стал генерал-губернатором Карелии, Ингрии и Эстонии[29]. Чтобы порадовать царя, Петр Голицын, посланник при венском императорском дворе, в 1702 году добился для Меншикова титула имперского графа. В 1707 году император Иосиф сделал Алексашку князем Священной Римской империи. Спустя два года, в ознаменование победы, которую Меншиков одержал над шведами под Калишем в Польше, Петр возвел его в достоинство светлейшего князя Ижорского и пожаловал ему огромные владения. Примечательно, что не прошло и двух недель, как новоиспеченный князь уже предписывал установить число приходов и количество жителей в них и выведать, какие доходы могут быть получены, а заодно велел, чтобы во время богослужений в княжестве его имя поминалось наряду с государевым.
Несравненно важнее титулов и богатства, которыми Меншиков был полностью обязан Петру, была государева дружба. Со смертью Лефорта в 1699 году у царя не осталось близкого друга, на которого он мог бы положиться и в большом, и в малом, кому бы мог поверять свои мысли, надежды и горести. Место Лефорта занял Меншиков, и за первые годы войны дружба между ним и государем переросла в глубокую привязанность. Алексашка повсюду сопутствовал Петру, и ни одна затея царя не обходилась без него. Он был собутыльником Петра на пьяных пирушках, поверенным в амурных делах, лихим кавалерийским командиром и государственным министром – и исполнял все одинаково ревностно и искусно. По мере того как их личные отношения становились более близкими, менялось обращение царя к Меншикову. В 1703 году царь называл его «mein Herz» или «mein Herzenchen». В 1704 году он стал уже «mein liebster Kamerad» и «mein liebster Freund». А впоследствии Петр обращался к нему «mein Brudder». Свои письма к Меншикову он заканчивал словами: «О чем больше писать оставляю, токмо желаю вас вскоре, что дай Боже, в радости видеть»[30].
