Николай Раевский - Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта
Несколько писем Александры Николаевны касаются, в основном, бесконечных просьб о деньгах, мы их здесь опускаем. Выезды и туалеты требовали больших средств, одно придворное платье стоило 1400 рублей. Екатерина Ивановна подарила ей отрез бархата стоимостью 500 рублей, но его надо было вышить, очевидно, золотыми нитками, и не хватало еще 900 рублей. Иногда нужда чувствовалась особенно остро.
«Писать все подробно было бы слишком долго, – жалуется Александра Николаевна, – но в конце концов я буду вынуждена ходить в костюме Евы. Мне стыдно перед прачкой, которая насмехается над моим бельем. Вот до чего я дошла».
Но сестры делились друг с другом последней копейкой, об этом говорится не раз в их письмах.
«Положение Саши еще более критическое, чем мое, – писала Наталья Николаевна в 1843 году, – и совершенно в порядке вещей, что я ей отдавала все, что мы получали от тебя. Таким образом, с июля 42 по июль 43 я не получала ни копейки из тех денег, что ты нам присылал. Сумма довольно круглая, достигающая 1500 рублей; ты понимаешь, какой помощью она была бы мне сейчас».
В 1842 году Александра Николаевна шутливо писала брату из Михайловского: «Не подумай, любезный братец, что, очутившись в деревне, наслаждаясь прекрасной природой, вдыхая свежий воздух, и даже необыкновенно свежий воздух полей, – что я когда-либо могла забыть о тебе. Нет, твой образ, в окладе из золота и ассигнаций, всегда там, в моем сердце. Во сне, наяву, я тебя вижу и слышу; не правда ли, как приятно быть любимым подобным образом, разве это не трогает твоего сердца? Но в холодной и нечувствительной душе, держу пари, мой призыв не найдет отклика. Ну, в конце концов, да будет воля Божия».
Постоянная задержка с деньгами приводила в отчаяние Александру Николаевну, она часто писала брату резкие и раздраженно-иронические письма, но тем не менее она любила его, и всякое проявление теплых чувств с его стороны трогало ее до глубины души.
«8 ноября (1840 или 1841 г.)
Как только я получила твое письмо, дорогой, добрейший друг Дмитрий, я поспешила исполнить твое поручение и сегодня утром послала тебе материю, и очень счастлива, что могла оказать эту небольшую услугу тебе и твоей жене. Я очень огорчена, узнав, что она по-прежнему больна, надеюсь, однако, что ее недомогание продлится недолго и сейчас она уже здорова.
Мы должны поблагодарить тебя, любезный брат, за две приятные недели, что ты дал нам возможность провести с тобой. Не могу тебе сказать, какую пустоту мы почувствовали после твоего отъезда. Первые дни, когда мы расстались с тобой, мы бродили как неприкаянные, и с каким-то ужасом я входила в комнату, где ты жил. Мне так хочется, чтобы твои дела заставили тебя еще раз приехать в Петербург, и тогда ты хоть немного продлил бы пребывание здесь.
Я так счастлива, что могу не употреблять слово «деньги» в моем послании и не думать о них некоторое время. Ты пишешь, что до января месяца не ждешь от нас писем. Возможно, что наша возлюбленная сестрица лень и помешала бы нам сделать это, но твое нежное, сердечное письмо так меня тронуло, что вот результат. Мы иногда бываем обе, и Таша и я, в таком тоскливом настроении, что малейшее проявление интереса к нам со стороны близких так живо чувствуется: поверь мне, ты имеешь дело не с неблагодарными сердцами.
Образ жизни наш все тот же: вечера проводим постоянно наверху или бываем у Мари Валуевой или Карамзиных. Завтра, однако, я иду на первый бал, что дают при дворе. Признаюсь тебе, это меня не очень радует, я так отвыкла от света, что мне ужасно не хочется туда идти. Просто грустно, и только. Весь верхний этаж благодарит тебя за память и шлет тысячу приветов. Ты не забыл, дорогой брат, послать одеколон Нине, она уже получила его? У нас уже три дня как установилась настоящая зима и даже очень холодно.
Как нашел ты своих мальчуганов, были ли они рады тебя увидеть? Доволен ли Митя своим костюмчиком?
Прощай, дорогой и добрый брат, целую тебя так же нежно, как и люблю, а также твою жену и племянников. Таша нежно тебя целует, она напишет тебе в другой раз, сейчас она в самом мрачном расположении духа».
По этому письму чувствуется, как рады были Наталья Николаевна и Александра Николаевна приезду брата. И не только, вернее, не столько потому, что он уплатил их долги и, очевидно, оставил еще какую-то сумму, но им действительно очень не хватало его теплых родственных чувств, на которые они так живо откликнулись. И на Дмитрия Николаевича, очевидно, встреча с сестрами, трудное положение двух одиноких женщин с большой семьей произвела впечатление, и он по возвращении тотчас же написал им нежное, сердечное письмо, что, вероятно, было не в его обычаях… Дмитрий Николаевич пробыл в Петербурге две недели. Он ездил с сестрами в театр, бывал с ними у тетушки Загряжской, у Андрея Муравьева, но нельзя не отметить, что, когда сестры однажды собрались вечером поехать к Карамзиным, Дмитрий Николаевич остался дома. Его не пригласили или он не захотел поехать?..
Настроение у Александры Николаевны грустное. В одном из писем 1841 года к Наталье Ивановне Фризенгоф Наталья Николаевна писала (письмо это приведено нами в первой части), что, заглянув в самые сокровенные уголки своего сердца, она может сказать о себе, что никем не увлечена, и то же ей говорит и сестра, хотя у них и есть поклонники.
«…Дети с 6 часов пошли на свой урок танцев, брат вышел куда-то, а мы остались вдвоем, читали каждая в своем углу. Нами овладела такая черная меланхолия, что я готова была плакать весь вечер. Что касается Саши, то ее и голоса почти не слышно. Что это – предзнаменование несчастья или счастья? Будь что будет, во всяком случае – да будет воля Божия».
Эти слова еще раз подтверждают наше предположение, что роман с Россетом был уже кончен. Но были ли другие серьезные поклонники? В письме от 5 октября 1844 года Александра Николаевна пишет о каком-то Персе.
«Ты меня спрашиваешь, дорогой брат, какие у меня новости о П. Увы! Никаких! Однако я видела однажды летом сестру прекрасного Перса, и если верить ее прекрасным словам, то чувства ее брата ни в чем не изменились.
Что касается меня, то я стараюсь об этом больше не думать, чтобы не обмануться в своих надеждах. Пусть все будет как бог даст».
Кто скрывается под прозвищем Перс? Не Россет ли это? (Россеты были итальянского происхождения, смуглые, может быть, поэтому Аркадий Осипович и носил такое прозвище.) И не Александру ли Осиповну встретила она, и та заверяла ее в чувствах брата?
Осенью 1843 года пришло известие о смерти Екатерины Николаевны. Как мы уже говорили, реакция сестер на это печальное событие была очень сдержанной.
