Лучано Паваротти - Мой мир
Волнение нарастало. В телевизионных новостях уже показывали толпу у собора. Я мог наблюдать ее на телеэкране или видеть из окна номера. Толпа была больше, чем мы ожидали. Здесь были не только зрители. Казалось, внизу на площади собралась почти вся Филадельфия, чтобы посмотреть на происходящее.
Но даже с учетом того внимания, которое проявили к нашей проблеме средства массовой информации, мы должны были быть уверены, что все зрители, купившие билеты заранее, в курсе происходящего. Поэтому мы повесили у парадного входа и артистического подъезда Академии музыки объявления о переносе спектакля в собор святых Петра и Павла. Было ясно, что начать ровно в восемь нам вряд ли удастся, потому что даже опоздавшие в Академию музыки должны иметь время доехать до церкви.
Мне хотелось поскорее оказаться в церкви и пожелать певцам удачи. Хотя мой гостиничный номер весь день полон людей (Джейн называла его «штабом»), главные «боевые действия» разворачивались внизу, и я хотел в них участвовать. В костюме и гриме я был уже готов к выходу, но Джейн заявила, что она еще не одета. Я не понимал почему — обычно она такая организованная, энергичная. Это было на нее непохоже. К тому же она знала, что я всегда прихожу на спектакль вовремя и терпеть не могу ждать. Она вышла из ванной комнаты еще не причесанная, на что я сказал, что через пять минут иду в лифт. Только потом я узнал, что Мириам позвонила из пасторской кухни и попросила Джейн задержать меня: в соборе еще был хаос, и Мириам боялась, что я расстроюсь и могу отказаться петь. Они чуть не сошли с ума от беспокойства. Но, во-первых, устроить спектакль в церкви — это была моя идея. Я знал, что в последние 4–5 часов мы перевозили все необходимое для постановки из одного здания в другое. Они что, думали, это все будет легко? Неужели они могли предположить, что я стану «фокусничать» в такое время?
А что творилось на улице! Церковь окружили многотысячные толпы людей. Зрителей еще не пускали, и они стояли и ждали под дождем. С той минуты, когда мы с Джейн спустились в вестибюль гостиницы и потом шли ко входу в церковь (каких-нибудь сто метров), нас окружали репортеры, телекамеры, юпитеры… Было очень похоже на то, что-либо выиграли Кубок мира по футболу, либо случилось какое-то большое несчастье: каждый протягивал к нам свой микрофон, задавал вопросы, на которые я пытался ответить, заверяя всех, что спектакль пройдет хорошо.
Я торопился войти в церковь: для моего горла нет ничего хуже холодной сырой погоды, поэтому мне не хотелось стоять под дождем и много говорить. Может, спектакль и провалится, но хотя бы не по моей вине. Внутри церкви было, конечно, еще много неразберихи, но я видел, что все постепенно налаживается. Певцы стояли впереди, почти все были в костюмах. Позади них на поставленных рядами стульях разместился хор. Сбоку стояли пюпитры и стулья оркестра. Все были готовы. Убедившись, что все в сборе, мы открыли двери для зрителей. Ворвалась толпа, и мне подумалось, что никогда больше я не увижу столько счастливых, взволнованных лиц. А ведь эти люди только что терпеливо стояли под дождем!
Дирижировал мой хороший друг Эмерсон Бакли из Майами. (Он был дирижером на многих моих концертах в различных местах.) Через несколько лет Эмерсон умер. Он уже и тогда плохо себя чувствовал и дирижировал, сидя в инвалидной коляске. Примечательно, что, даже чувствуя себя плохо, Эмерсон дирижировал оперой на Таймс-сквер под Новый год. У него всегда были грубоватые, резкие манеры, и когда он ехал в «своей инвалидной коляске по центральному проходу, то приговаривал: „Скажите только, куда мне ехать, и давайте начинать“».
Во время всей этой кутерьмы кто-то в гостиничном номере заметил, что все это очень напоминает один из старых фильмов с Джуди Гарланд и Микки Руни: когда они не смогли получить зала и устроили шоу в дедушкином амбаре. Хотя я и вырос в Италии, но помню те старые фильмы, — и все мы посмеялись над этим сравнением. Что касается Эмерсона, то для него здесь не было ничего похожего на фильм с Джуди Гарланд или на какой-то другой. Он был профессионалом, и, где бы ему ни пришлось выступать, он хорошо знал свое дело. Замечательный человек!
Церковь заполнялась зрителями, певцы, хор и оркестр были на месте. Я перестал думать о постороннем и сосредоточился только на спектакле, который мне предстояло петь. Я уже не помню подробностей, помню только, что все прошло замечательно. Каждый пел на пределе своих возможностей (не исключая и меня). В соборе музыка звучала просто фантастично, а публика была такой благодарной. Невозможно передать то особенное ощущение, которое испытали мы после такого спектакля. Уверен, что никто из молодых певцов, даже после выступления в «Метрополитэн» или в «Ла Скала», не забудет впечатлений от того нашего представления. Я пел и в «Метрополитэн», и в «Ла Скала», но того трепета не забуду.
Мы дали в церкви еще один спектакль, и он тоже прошел с успехом. Невозможно испытать то вдохновение, которое было, как и на первом представлении. Архиепископ (теперь кардинал) Бевилагва вернулся в Филадельфию и пришел нас послушать. Он был очень любезен и сказал нам много приятных слов, а также то, что был рад помочь нам показать зрителям наш спектакль. Он также заметил, что сожалеет о возникших сложностях со спектаклями, но во всей этой драматической ситуации он увидел и положительный момент: благодаря всему происшедшему мы познакомились.
Конечно, я выразил ему глубокую признательность и сказал, что опера, исполненная в таком прекрасном соборе, останется незабываемым впечатлением и для меня, и для всех участников постановки. Я даже пошутил, что после первого спектакля мне тоже захотелось отдохнуть вместе с ним.
Однако на этом наши терзания не закончились.
Нам предстояло спеть еще два спектакля «Любовного напитка», а Академия музыки оставалась закрытой на ремонт. Джейн узнала, что свободен театр на Брод-стрит, позади Академии, который в день нашей премьеры был занят. Это было намного лучше, чем выступать в церкви: теперь мы могли сделать настоящий спектакль — с декорациями, освещением, на оборудованной сцене.
Но новые решения создавали и новые проблемы: зал театра мог вместить лишь около двух третей зрителей, купивших билеты в Академию музыки. Арифметика была простая — вместо двух спектаклей надо дать три, тем более что в этом случае больше наших молодых певцов получали возможность выступить.
Мне нравится разрешать проблемы, находить неожиданные решения. Думаю, что у меня это получается. Я люблю давать советы друзьям, когда они приходят ко мне со своими затруднениями. В кризисной ситуации, подобной той, с которой мы столкнулись в Филадельфии, когда в нашем распоряжении было очень мало времени, самое главное — оставаться спокойным и мыслить логически, и прежде всего — сосредоточиться на самом важном. Такие ситуации полезны для всех нас, они заставляют острее чувствовать жизнь: голова работает яснее, кровь в жилах бежит быстрее. Если в жизни все идет слишком гладко, становится неинтересно.
