Виктор Ротов - И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского: Воспоминания
Обзор книги Виктор Ротов - И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского: Воспоминания
И в засуху бессмертники цветут...
К 80-летию писателя Анатолия Знаменского
Воспоминания
Владимир Архипов
ПАМЯТИ ПИСАТЕЛЯ АНАТОЛИЯ ЗНАМЕНСКОГО
«Он, Знаменский, — с нами как знамя!»
Любил ты стоять на кургане.
Здесь мысль и остра, и свежа.
Курганы, как будто Иваны,
Как витязи, Русь сторожат.
Любимый бессмертник на взгорье,
А рядом шиповник багров, —
Стоит он в бессменном дозоре,
Горит, как пролитая кровь.
Отсюда ничтожнее лепет,
Что Русь безнадежно больна.
Ты верил: как зорька над степью,
Как радуга, вспыхнет она!
Болея душой за державу,
Имея характер бойца,
Ты выбрал великое право —
За правду стоять до конца.
Потомкам — правдивые вести —
Таков летописца удел.
О жизни казачьей, о чести
Ты дивную песню пропел.
Не сетовал ты на судьбину.
А силу в страданьях обрел.
Для нашей Отчизны отныне —
Ты — русского духа орел!
Героям — священная память!
Гори над курганом, звезда!
Он, Знаменский, — с нами, как знамя!
Отныне! Навек! Навсегда!
Виталий Бакалдин
СЧАСТЬЕ ТВОРЧЕСКОГО БЫТИЯ (Обращение к другу)
«…Я восхищался твоей целенаправленной мудростью в оценке событий в стране и случившейся с тобой преступной несправедливости»
Прошедшее и свершившееся не терпят, не допускают сослагательного наклонения. И все‑таки я рискую вообразить, представить себе, как бы все это происходило в одном из престижных краснодарских залов…
Как водится, звучат приветствия и адреса, обращенные к юбиляру, на сцену несут свежие майские цветы и сувениры, выступают лица официальные, казачество, посланцы творческих коллективов и мы, товарищи по перу…
Читают стихи Вадим Неподоба и Кронид Обойщиков, лирично вспоминает давнее прошлое Виктор Логинов, с присущей ему пылкостью изливает душу Иван Бойко, поет дорогие юбиляру песни друг и поклонник Анатолия Дмитриевича певец Вадим Евдокимов… Нас много, желающих сказать свои несколько слов, и в одном ряду со всеми находится место и для моего обращения.
Восьмидесятилетие — это многие годы жизни и многие книги, тысячи и тысячи отвергнутых и принятых собственным сердцем рукописных страниц, это мысли, выношенные и выкоханные, — мысли не с налета, не с кондачка, а плод увлечений, разочарований, а для человека слабого духом — просто неподъемный, но осиленный тобой груз житейского опыта.
Сколько раз ты открывал мне свои «сердца горестные заметы»! Не личные судьбы волновали нас, хотя они неотделимы
от времени, нас взрастившего, а глубоко осознанное понимание огромности беды, катастрофы вселенской, навалившейся ныне на Родину и народ. По сравнению с тобой, при всем том, что выпало на мою долю, все‑таки «счастливый баловень судьбы», я восхищался твоей целенаправленной мудростью в оценке событий в стране и случившейся с тобой преступной несправедливости. Юный узник ГУЛАГа, ты идеологическими оппонентами величаешься то «сталинистом», то «казачьим урядником», то вообще «черносотенцем». Понятие «патриот» в лексике клеветников отсутствует. Что ж, могу засвидетельствовать твое глубокое уважение к личности Сталина и его великой роли созидателя могущественной сверхдержавы.
— Виталий, пойми, — говорил ты мне, закачавшемуся под сквозняками хрущевского скудоумия, — Сталин — сам жертва исторических обстоятельств, диктующих ему его поступки, плюс еще всякого рода русоненавистников — предателей, уродовавших идею и приведших в конечном итоге к тому, что мы имеем сегодня. Пойми! (Опять твое любимое словцо и указательный палец мне в грудь). У нас ничего не было для самозащиты. Ни — че — го! Бери нас голыми руками! Бей, как били сплошь неграмотную Россию японцы и немцы в тех войнах, что привели к стихийным катаклизмам похлеще пугачевских, и лишь Ленину и его партии удалось собрать эту необузданно разгулявшуюся стихию в русло революционной государственности… А на создание индустриальной страны для своей самозащиты, с окончания Гражданской в 1922 году до начала Отечественной войны в 1941 году, история отпустила микроскопический отрезок времени в 19 лет, и то сотрясаемых бесчисленными военными стычками… Империализм, прозападная патологическая ненависть к России, вековечная цель разъять ее, расчленить, уничтожить определяли линию поведения Сталина, отпуская ему лишь мгновения для принятия решений…
В приведенной выдержке, признаюсь, твои и мои мысли слились воедино.
Случилось так, что в больничном стационаре ты долго лежал в одно время с моим отцом Борисом Александровичем Бакалдиным, человеком, повидавшим многое и многих. Он был захвачен твоим повествованием «Красные дни», сказав мне: «В книге дыхание времени… Я все узнаю…».
А после долгих бесед с тобой обронил о тебе высочайшую похвалу: «Умен… как бес…». Речь шла отнюдь не о какой‑то озлобленности твоего ума, а выражалось восхищение твоей ясной прозорливостью, проникающей в толщу лет, точностью и меткостью оценок, ядовитым скептицизмом, увы, совершенно оправданным в первые же годы предательского горбачевского хаоса… И еще я хочу вспомнить, как в той же больнице, навещая тебя, я поведал небольшой, казалось бы, эпизод из последнего срока моего пребывания народным депутатом.
В одной из станичных школ в административной черте Краснодара вдруг обнаружилось, что местный пятиклассник вот уже аж целый год, без всяких на то уважительных причин, не посещает школу. Боже мой, что тут поднялось! В станицу помчалась кавалькада «волг»: представители горкома, райкома, завгороно и я как депутат… Кинулись в школу, в семью, в сельсовет!
Как же — ЧП общекраевого масштаба!
Из всех моих товарищей вас двое — Анатолий Знаменский и Виктор Логинов — как‑то особо горячо приняли к сердцу сей эпизод и наставляли меня обязательно написать о нем, ибо видели в этом частном случае вершинное завоевание Октября. Тогда я не внял вам, а теперь вот вспомнил.
Ты опять втолковывал мне: «Пойми! Суметь за какие‑то две- три пятилетки, начав с нуля, создать массовое производство моторов, самолетов, танков, радиотехники, оптических прицелов без всяких там Цейсов — это чудо! А взрастить людей, овладевших всем этим, оснащенных знаниями, — еще большее чудо! Теперь же мы очень скоро одичаем… Под горку катиться — не крутой подъем брать… Падать легко и просто… Ни ума тебе, ни усилий…». Знания, постижение наук, кругозор дались тебе выстраданно, в муках, и ты хорошо знал высокую цену им, ты саркастически ехидничал в адрес отступников с высшим образованием: «Расплодившиеся на государственную дармовщину дипломники — интеллектуалы, «пе- рестроясь», тут же по — лакейски глумлением воздали Советской власти за эту дармовщину…». Сегодня мы сполна пожинаем плоды сего лакейского предательства. Говоря об одичании, ты еще не имел далеко не полных официальных данных ЮНЕСКО о двух миллионах бездомных детей в одной лишь России, без учета других территорий так называемого СНГ! Да, под горку, гремя и разваливаясь, мы катимся стремительно и безвольно…
