Александр Довгаленко - Исповедь военнослужащего срочной службы
Жратву караулу у знамени поставляли из летной столовой, это был плюс — ее можно было есть с удовольствием. В шкафчике с посудой мирно шуршали тараканы, это был фактически отдых для молодого зольдата. В конце службы мы дошли до того, что ночью крамольно пили пиво на ступеньках прямо напротив боевых знамен, заедая его вяленой рыбой. Что чувствовали при этом овеянные боевой славой знамена — не знаю, но, наверное, это было нехорошо.
Два раза в месяц наш полк заступал в гарнизонный караул. Случалось это преимущественно в выходные. Мы подменяли роту охраны, которая в выходные отдыхала (ну, отдыхал там только тот, кому было "положено"). Меня, как сержанта, тут же назначили в разводящие. Если между выходами на пост у караульного еще была возможность поспать, то у разводящего — это уж дудки. Расстояния были такими, что когда мы возвращались со смены, через 15 минут нужно было будить следующую смену. На разводящих также лежала обязанность контроля доставки жратвы из столовой и ее честный дележ. Всего разводящих было три, один контролировал завтрак, другой обед, а третий — ужин. Смена выглядела следующим образом — ГАЗ-66 подъезжал к территории поста, часовой выпрыгивал из кузова и шел искать предыдущего часового, который обычно где-нибудь спал. Если находил, они менялись, сменившийся запрыгивал в кузов «шишиги» и мы ехали дальше. Если же часовой спал так крепко, что не слышал подхода машины, мы, исключая водилу, высыпались из кузова и цепью шли по объекту, громко ругаясь и находили часового. Если у него удавалось во сне изъять оружие, следовали "профилактические мероприятия" — избиение его «черпаками» за нечуткий сон на посту.
Как-то раз, когда наш полк очередной раз заступил в караул, а было это в начале весны, я в состав караульной команды не попал. В ночь в субботы на воскресение меня грубо растолкали и минут через пять я сообразил, чего от меня требовалось — ползти в оружейку и получить оружие и боеприпасы. Судя по нешуточному переполоху, случилось что-то серьезное. По дороге, в кузове «Урала» нам объяснили, что случилось нападение на пост и нас подняли на усиление постов. Приехав на место, я узнал, что случилось. Молодой зольдатик, стоящий на складе ОПС, открыл ураганный огонь из своего АКМ по якобы выскочившей невесть откуда группе людей. Разумеется, он ни в кого не попал, да я, честно говоря, сильно сомневаюсь, что вышеуказанные люди там вообще были. Не нашли ни трупов, ни раненных, ни свежих следов. Что же касается здоровенных дыр в заборе и проволочном ограждении — они там были всегда. Скорее всего, «духу» с перепугу померещилось что-то. И я как раз попал на усиление именно на этот пост. Я стоял в паре с Серегой Ильиным — хитрым хулиганом из Джамбула, который, по его собственным словам, не прочитал ни одной книги, кроме Уголовного Кодекса. Мы шатались по территории поста, считая дырки, проделанные пулями в разнообразных ящиках, сваленных в штабеля и накрытые маскировочными сетями из под которых и выбежала, по словам «духа» толпа численностью не менее взвода. Я насчитал несколько пробоин в ящике, в котором, судя о надписям, покоился запасной радиолокационный прицел к самолету МиГ-23. Боюсь, дорогую штуковину пришлось или ремонтировать или списать.
Боец на патроны не поскупился и высадил веером от пуза весь рожок, а второй с перепугу просто не смог вставить дрожащими руками.
Серега, крепкий задним и иным умом заметил шляющегося по территории складов кошака и предложил мне поупражняться в стрельбе. Суть его плана состояла в том, что можно безбоязненно поднять хай, попалить из автомата, а в крайнем случае предъявить кошачий труп и сослаться на страшный испуг и неожиданность. По Серегиной задумке, в лучшем случае нас должны были поощрить за бдительность. Я резонно возразил, что по моему мнению ничего, кроме звиздюлей, мы не получим — все и так на взводе. Да и несчастное животное было жаль. Затем я сменился, а под утро Серега, который уже стоял в паре с другим усиляющим, все же устроил на посту жуткую пальбу, наверное, ему удалось договориться с напарником. Когда рассвело, всю команду усиления отпустили обратно в казарму и даже дали выспаться участникам событий.
На следующий день комполка Бычков застроил всю срочную службу на плацу и с хмурым лицом приказал всем "козырных стрелков" выйти из строя на три шага. Но, к всеобщему изумлению, вместо того, чтобы показательно поиметь виновников переполоха за бестолковую пальбу и нанесенный материальный ущерб, всем троим стрелкам была объявлена благодарность за бдительность и отличное несение караульной службы, а также десятисуточный отпуск на родину, не считая дороги. Ильин был прав, я как всегда стормозил. Полк подавленно молчал, глядя на радостные лица отличившихся.
Через две недели, когда пришла пора заступать в очередной караул, среди срочников была замечена невиданная активность и сознательность — в караул хотели все, включая «дедов», чего раньше не наблюдалось никогда. Само собой, как только над постами сгустилась тьма, сразу же раздался первый выстрел на одном посту, и понеслась! Палили почти все. Очереди вспарывали ночную тьму, звучали одиночные выстрелы там и тут, судя по звукам, шел ночной бой с количеством участников не менее батальона. Караульная шишига не успевала метаться от поста к посту, спасая подвергнувшихся неожиданному нападению часовых. Ночью в караулку приехал заспанный и злой комполка, застроил всех отдыхающих и бодрствующих перед караульным помещением и заявил, что если он услышит хоть еще один выстрел и ему не предъявят труп супостата, то он лично набъет стрелявшему морду и определит за каждый спаленный патрон на сутки на гарнизонную гауптвахту. О чем велел передать всем, кто должен был вернуться с постов. Даже усиление поднимать не стали. Сколько в эту ночь было израсходовано боеприпасов — одному Богу известно. Построение полка на следующий день после этого караула было менее веселым, отпуска никому не дали, благодарности тоже не вынесли. После этого бестолковая пальба по ночам прекратилась.
В это же время был учрежден еще один наряд, который не предусматривался ни одним уставом. Назывался он "сторожевой пост". Дело в том, что какие-то лихие люди стали по ночам «бомбить» гарнизонные магазины. Посему каждую ночь по установленному маршруту шлялись два бойца, вооруженных штык-ножами и вроде как караулили магазины. Раз в час они обязаны были отмечаться в комендатуре у дежурного помощника коменданта, а остальное время фактически были предоставлены самим себе. Можно было сходить в поселок Герцено, на стадион, где тусовались гарнизонные бляди, вообще, куда угодно. Я не раз был в этом замечательном наряде. У нас в эскадре был еще один грузин — Гия Цамалаидзе, который довольно хорошо ко мне относился и часто, назначая себя в сторожевой пост, брал в напарники меня — кому-то же надо было ходить по маршруту и отмечаться в комендатуре, пока Гия в это время шлялся бог весть где. Он говорил по русским с сильным акцентом и все время заявлял: "Йа нэ дьедушька — йа дьядья Гия!!!". Смешно было смотреть, как он пытался свести знакомство с какими-то девчонками, заговаривая с ними о прекрасной погоде, чем вызывал у них приступ истерического смеха.
