Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония
1863 год
3-й год девиза правления Бункю. 12-й год жизни Мэйдзи
В марте в Эдо вернулся корабль «Канрин-мару». Он занимался тем, что обследовал архипелаг Огасавара в Тихом океане. Общая площадь входивших в его состав островков составляет всего 700 квадратных километров. От Эдо его отделяло расстояние около 1000 километров. Архипелаг был почти необитаемым, лишь пять десятков англичан и американцев проживали там. Они ловили рыбу, выращивали свиней, занимались огородничеством и меновой торговлей с изредка заходившими сюда иностранными судами. Хотя Англия и Америка теоретически претендовали на архипелаг, но сколько-то серьезных усилий по его колонизации пока что не предпринимали. Японцев там не было, но сёгунат уже понял, что ничейной земли на этом свете быть не должно. «Канрин-мару» доплыл до Огасавара, договорился с местной общиной, что она не станет возражать, если архипелаг станет частью Японии. Сёгунат уведомил об этом консулов иностранных держав. Они возражать не стали. До Огасавара никому не было дела, но Япония сделала первый шажок в сторону территориальных приобретений – она подобрала то, что никому не было нужно.
Юный Иэмоти прибыл в Киото 4 марта. Сёгуны не приезжали в столицу уже более двух веков. Разумеется, и императоры никогда не были в Эдо. Этот визит символизировал новые отношения сёгуната с двором. Авторитет двора поднимался, сёгуната – падал. Несмотря на традиционный запрет посещать Киото, все больше князей стали нарушать его. Двор использовал их пребывание в столице для того, чтобы убедить князей в необходимости скорейшего изгнания иностранцев. Переговоры с Иэмоти император использовал для достижения этой же цели. И сёгун, и Комэй испытывали на себе сильнейшее давление вышедших из-под контроля ксенофобов.
Так, около месяца назад был убит конфуцианский ученый Икэути Дайгаку. Убийцы отрезали у него уши и послали их придворным Накаяма Тадаясу и Огиматисандзё Санэнару, требуя их отставки на том основании, что они якобы подкуплены сёгунатом и именно поэтому проводят политику единения императорского и сёгунского дворов. Сказавшись больными, оба придворных подали в отставку. Вместо Тадаясу воспитателем Муцухито был назначен Сандзё Санэтоми (1837–1891). Сандзё будет находиться при нем всю оставшуюся жизнь.
В этом году произошло более 70 инцидентов (убийств, поджогов и просто угроз) с участием ксенофобов, выносивших приговор о «небесном наказании». Среди пострадавших было немало купцов – самураям казалось, что именно их алчность влечет страну к пропасти. И во всех случаях было оставлено дотошное объяснение – за что.
От рук террористов страдали не только люди, но и статуи. 22 февраля девять человек ворвались в буддийский храм Тодзи в Киото (он был основан еще в IX в. знаменитым буддийским монахом Кукаем), вытащили оттуда деревянные статуи представителей предыдущей династии сёгунов – Асикага, отрубили им головы и выставили на всеобщее обозрение. Сёгуны Асикага были печально знамениты тем, что обращались с императорами крайне непочтительно. Они, в частности, упразднили многие ритуалы при императорском дворе. Экзекуцию, произведенную над статуями, современники восприняли как намек на то, что то же самое может случиться с действующим сёгуном Иэмоти. Осквернителей святынь арестовали, но это не могло отменить прискорбного факта: в стране появилось множество людей, которые не желали следовать заведенному веками порядку.
Иэмоти прибыл в Киото в сопровождении трех тысяч человек. Он проследовал в замок Нидзёдзё, официальную резиденцию сёгунов. В последний раз там останавливался Токугава Иэмицу в 1634 году. Сначала Иэмоти отправил к императору своего опекуна Токугава Ёсинобу и влиятельного князя Этидзэн – Мацудайра Ёсинага, чтобы те извинились за его неумелую политику. Он просил также выпустить указ о подтверждении своих полномочий, дарующих ему право управлять страной от имени императора. Ситуация в стране была настолько неспокойна, что сёгунату требовались дополнительные доказательства законности своего существования.
Потом Иэмоти отправился в императорский дворец сам. Его встречали как высокого гостя. Но всё равно Иэмоти не мог остаться доволен: дарованный ему ранг был ниже, чем ранги первого, левого и правого министров, а также министра Центра. И это несмотря на привезенные им богатые подарки: золото, серебро, рулоны шелка, свитки с живописью. Когда Иэмицу приезжал в Киото, он обладал самым высоким рангом среди всех японцев. Но времена переменились.
Времена изменились, и Мори Ёситика, князю Тёсю, пришла в голову идея, чтобы император посетил два синтоистских святилища – Камо и Ивасимидзу. Это была откровенно крамольная мысль, полностью нарушавшая принятые установления. Ведь сёгунат запрещал императору покидать пределы дворца. Только в случае пожара во дворце император мог рассчитывать на то, чтобы перебраться на какое-то время в буддийский храм.
Ретроспектива. По своей воле ни один действующий император не мог покинуть киотосского дворца Госё с 1626 года. В этом году Гомидзуноо пронесли несколько сот метров до замка Нидзёдзё, где он находился четыре дня. После отречений, которые были нормой времени, экс-императоры получали несколько больше свободы передвижения, но эта степень была тоже невелика. Ни один из императоров эпохи Токугава не мог насладиться видом символа Японии – Фудзиямы или же увидеть Тихий океан.
В сопровождении всех своих министров, сёгуна и нескольких даймё император 11 марта покинул дворец и отправился возносить молитвы в святилища Камо (их было два – Верхнее и Нижнее), прося у богов изгнать иностранцев. Весь день шел дождь. Когда паланкин императора проносили мимо Иэмоти, он послушно спешился, приказал слугам убрать зонт над своей головой и упал на колени.
Паломничество Комэй стало началом новой эпохи: император стал выходить из тени на свет. Пусть его лица еще нельзя было увидеть, но почин был сделан. Десятки тысяч жителей Киото выстроились вдоль дороги, чтобы впервые в своей жизни увидеть паланкин императора. Раньше жители страны могли наблюдать только процессии князей или же сёгунов.
Ретроспектива. Когда даймё путешествовали из своих владений в Эдо и обратно, их процессии растягивались на километры. Выезды сёгунов в Никко, где находилось святилище в честь основателя сёгуната – Иэясу, обставлялись самым торжественным образом. Источники утверждают, что в процессии участвовали сотни тысяч человек. Вероятно, эту цифру можно счесть за преувеличение, но не вызывает сомнения, что именно процессия была основной формой публичности, доступной власти. В Японии, в отличие от Европы или России, отсутствовали помещения (гигантские дворцы или соборы), рассчитанные на проведение массовых церемоний. Дворец императора – это комплекс сравнительно небольших одноэтажных строений. К тому же дворцовый комплекс недаром называли «запретным городом» – вход туда был строго-настрого запрещен. Синтоистские святилища и буддийские храмы предназначались не столько для массовых молений, сколько для сохранения там святынь – это были дома для божеств, а не для верующих. Даже в «Золотом павильоне» храма Тодайдзи (г. Нара), считающегося самым большим деревянным сооружением в мире, могли одновременно находиться всего несколько десятков человек. Площадей в японских городах тоже не было. Так что единственной возможностью поразить воображение подданных грандиозностью действа оставалась процессия.
