Ирина Гуро - Ранний свет зимою
Дед Аноха решил, что это адская машина.
Он крикнул товарищей. Тотчас небольшая толпа окружила незнакомца.
— Да это у него фотографический аппарат! — объяснил молодой рабочий Тима Загуляев и обратился к незнакомцу: — Вы, господин, зачем снимаете железнодорожные сооружения?
— А тебе какой дело, русский свинья! — ответил незнакомец и тотчас получил по скуле от Фоменко.
Ребята зашумели. Одни предлагали отвести фотографа к жандарму Епишке, другие кричали, что шпион от Епишки откупится, надо уж тащить куда повыше. Чей-то рассудительный голос предположил, что и «повыше» шпион откупится. И, так как на путях неудобно было разбираться, все направились в трактир.
— Мы не то чтобы самосудом, а для выяснения… Как же это… мы строим, а они будут, может, порчу делать, — объяснил Загуляев.
— Кто вы такой? — спросил Миней.
Субъект учтиво, насколько ему позволяло положение — ручища Фоменко еще лежала на его воротнике, — поклонился и, раскатывая «р», назвал себя:
— Ричард Больс, фирма Робей и компания, Англия… — Он достал из кармана сложенную бумагу и протянул ее Минею.
В ней было сказано, что Ричард К. Больс — «единственный в России уполномоченный фирмы по продаже напильников, пил, молотков, зубил, ножей для соломорезок и жатвенных машин» и что все эти предметы являются лучшими в мире.
Затейливый фирменный знак и печать не возбудили, однако, почтения у «буксогрызов». Они снова зашумели:
— Ишь, «Робей»! Сами-то не робеют! Вроде мы без Англии и молотка не сделаем!
Миней отозвал в сторону Кешу, сказал ему тихо:
— Быстро беги за Митей, чтобы сейчас же шел…
Затем он вернулся к уполномоченному.
— Господин Больс, — сказал он внушительно, — вам придется дать объяснения официальному лицу, которое сейчас прибудет.
Ричард поправил отпущенный наконец Фоменко воротник. Люди, услышав, что делу «дан ход», стали расходиться. Оставив с иностранцем Фоменко, Миней вышел навстречу Мите, чтобы предупредить, как ему следует держаться. Стечение обстоятельств получилось весьма удачное.
С тех пор как Митя занял должность телеграфиста, он приобрел необычайно солидный вид, отпустил пушистые усы, сшил на заказ форменную тужурку и пуговицы начищал тертым кирпичом.
Внушительным баском Митя заговорил:
— Милостивый государь! Вами совершено деяние, наказуемое законами Российской империи. Поскольку вы не пользуетесь правами экстерриториальности, вы подлежите юрисдикции местного суда… — Он сделал паузу. — Однако, учитывая пользу, приносимую нашему государству фирмой… гм… Робей, я не склонен поднимать шум…
Ричард поклонился, выражая своим видом крайнюю признательность.
— Я оставлю у себя все ваши документы для проверки вашей личности. В течение нескольких дней попрошу вас не покидать номеров, где вы изволите проживать. Если проверка подтвердит, что вы действительно прибыли сюда с деловыми целями, вам ничто не угрожает.
И тем же тоном Митя распорядился, чтобы Ричарда выпустили с черного крыльца.
В боковушке остались Митя и Миней. Они молча посмотрели друг на друга и расхохотались.
— Однако какой нахал! — сказал Митя. — А наши-то растяпы! Под носом у них прямо на дороге фотографируют, и никто не следит, никто не препятствует!
— А кому следить-то? Куплены все, — сказал убежденно Миней.
Поезд Владивосток — Иркутск готовился к отправлению. Те немногие пассажиры, которые вышли из вагонов и теснились у буфетной стойки, покинули зал, боясь отстать.
Как всегда, дебаркадер был усеян любопытствующими обывателями: железная дорога все еще была новостью.
Табельщик Удавихин с презрением оглядывал молодых людей, указывающих тросточками на состав и объясняющих его устройство своим спутницам.
«Дурачье! В Европах уже давно…» — лениво думал Удавихин, хотя сроду не бывал дальше Мысовой.
По знакомству буфетчик Авдей за тот же медяк наливал чай погуще, так что даже ломтик лимона не портил цвет. Тонкого стекла стакан, ложечка с витой ручкой — ничего общего с простонародным чаепитием в трактире Трясовых! Здесь, в зале второго класса, за столиком, накрытым белой крахмальной скатертью, с искусственной пальмой за спинкой стула, Удавихин казался себе личностью значительной, почти аристократической.
Со вкусом развернул он хрустнувший газетный лист и поерзал на стуле, готовясь не только узнать новости дня, но, как мыслящая личность, и оценить.
«В Одессе эпидемия чумы». Это плохо. Впрочем, Одесса далеко, да и город какой-то… жулики одни, хохлы да евреи… «Противочумной комиссией, высочайше утвержденной (сложил губы сердечком), заготовлено 1000 флаконов противочумной сыворотки». Тысяча! Интересно, почем флакон? (Покрутил головой). «По случаю тезоименитства ее величества имели счастье принести поздравления депутации»… (Он с увлечением прочел список «имевших счастье».) «Бывший полицейский урядник Кутомарского завода Тимофей Сукач назначается помощником пристава города Читы»…
Во всем этом было нечто успокоительное: тысяча флаконов сыворотки, тезоименитство, урядник…
«Близ станции Иннокентьевская десять вооруженных напали на хутор крупного землевладельца Тарабакина». Это уже плохо. К чему подобное описывать в газетах?
Он перечитал с тем же вниманием извещение о вызове к торгам. Дальше шли объявления о розыске. Тоже интересно.
«На основании 846, 847, 848 и 851 статей Устава уголовного судопроизводства… разыскивается бежавший ссыльный мещанин города Тулы… росту два аршина семь вершков… по виду лет тридцать, глаза серые, лицо чистое. На согбении указательного пальца правой руки рубец. Всякий, кому известно…» Ну, кому известно, тот, само собой, обязан…
Стул рядом затрещал, и деревянный голос произнес: «Рррумку вотка!» Кто-то уселся рядом, словно в зале больше места не было. Недовольный Удавихин посмотрел для приличия сначала вниз: увидел ноги в клетчатых брюках со штрипками и модные узконосые башмаки. Глянул выше и обомлел. Царица небесная!
Рядом за столиком сидел: «по виду лет тридцати, глаза серые, лицо чистое». Рост тоже подходил. Согбение усмотреть не представлялось возможности: в правой руке незнакомец держал перчатку, коей отмахивался от мух.
Первым побуждением Удавихина было встать и удалиться. Мало ли бывает! Но тревожные мысли тотчас приковали его к стулу. А вдруг кто-нибудь, кому положено, следит за «этим» и доложит, что тогда-то в зале второго класса некий Удавихин сидел, держал в руках «Забайкальские ведомости» и не сообщил, несмотря на то что поглядывал…
