Станислав Мыслиньский - Из одного котелка
А вот некоторые фрагменты воспоминаний об этой гигантской работе, которыми делится на страницах своей книги «Битва за Кавказ» А. А. Гречко:
«В трудных условиях оборонительных боев военные советы и политотделы армий, политорганы соединений, командиры и партийные организации вели большую работу по созданию полнокровных партийных и комсомольских организаций, которые укреплялись за счет правильной расстановки коммунистов и комсомольцев по подразделениям и за счет роста рядов партии и комсомола.
В те трудные дни велико было стремление советских воинов связать свою жизнь с Коммунистической партией. Достаточно сказать, что за период с сентября по декабрь 1942 г. в партийные организации частей и соединений только Северной группы войск Закавказского фронта поступило 24 951 заявление с просьбой о приеме в партию. А к началу октября 1942 г. в войсках Закавказского фронта было 165 тыс. коммунистов»[32].
Это была действительно огромная и очень полезная работа, проделанная партийными и политическими органами на всех уровнях. Последующие события на фронте подтвердили это. Коммунисты и комсомольцы составили авангард, на который можно было рассчитывать в самые тяжелые минуты, в самой трудной ситуации.
Мы оказались достойными доверия великой партии Ленина.
Наступал вечер.
Последние лучи солнца один за другим исчезали за заснеженной вершиной горы. Казавшиеся бледно-зелеными, горные плато утратили резкие очертания своих контуров, слившись в однотонную серую плоскость.
Вечерние цвета исчезли перед шагами незаметно подкрадывающейся ночи. В темноте растворялись вершины гор, возвышавшихся со всех сторон.
Уже несколько дней наша батарея занимала огневую позицию на склоне извилистого ущелья, ведущего в глубь заснеженного горного хребта.
На нашем правом фланге еще продолжался бой. Глухой отзвук его доносило до нас эхо, многократно отражаясь от скал. Перед нами, далеко в северной части горизонта, вспыхивали молнии разноцветных ракет, а несколько ближе темноту прорезали огненные ленты пулеметных очередей нашей окопавшейся пехоты.
Из расположенной несколько позади наших позиций кухни принесли ужин. Открытые термосы пахнули густым горячим паром. Повар, рядовой Ваня Малашкевич, сосредоточенно отмерял ровные порции супа, осторожно наливал его в протянутые котелки. Рядом на разостланной плащ-палатке лежали аккуратно нарезанные ломти черного хлеба.
Еще не утихло вокруг термосов бряцание алюминиевых ложек, когда Мухамед Исмаилов, как всегда раньше других управившийся со своей порцией, начал, поглядывая на соседей, свои прибаутки.
— Ничего не понимай моя башка, — нарочно утрируя восточный акцент и корча в забавной гримасе черное от загара лицо, удивлялся он. — Винтовка большая-большая — один человек, а котелок маленький-маленький — два человека. Где справедливость? Скажите мне, джигиты…
Взрыв смеха, как обычно, вторил словам этого любимого всеми артиллеристами парня.
Но так было на самом деле. В нашей батарее котелок приходился на двоих бойцов, а автомат имел каждый.
— Закон войны, — разъяснял свою шутку Мухамед. — Целиться ложкой в котелок могут сразу несколько, а вот из автомата в противника — тут уж каждый должен отдельно.
Правда, нам, артиллеристам, возможность непосредственно встретиться с врагом и употребить по назначению наши автоматы выпадала не часто. Тем не менее каждый умел хорошо пользоваться личным оружием, а также ручными гранатами. Случались в нашей фронтовой жизни и встречи с врагом, так сказать, с глазу на глаз…
Теперь, вспоминая Мухамеда и его шутки, я совсем им не удивляюсь. Ему-то больше, чем другим, не хватало полагавшихся порций. Как сейчас вижу его, огромного, рослого, с могучими плечами, на которых, казалось, лопается гимнастерка. Это был человек крепкого телосложения и удивительной силы.
…Было это где-то уже за Ростовом. Сломав оборону наших войск на Дону, фашисты двигались вперед, бросая в бой все новые дивизии пехоты и танков.
Однажды во время переправы через какую-то речку заглох мотор трактора, тянувшего наше орудие. Положение было не из приятных: нас преследовало несколько фашистских танков, а за ними двигалась цепь пехотинцев. Сейчас успех схватки мог решить каждый снаряд.
— Давай, давай, скорей вытаскивайте орудие! — кричал командир нашего расчета сержант Сорокин. Но все наши усилия были напрасны. Берег речки был скользким и довольно крутым, а 76-миллиметровка — вещь отнюдь не легкая: весит-то она более двух тонн…
Стоя по пояс в воде, мы напрягали все силы, нот градом катился с наших лиц, но все напрасно. А рядом по воде все чаще и чаще били снаряды, разрывались спереди и сзади, справа и слева. Немецкие танки все приближались.
— Скорей, скорей! — кричал наш командир, вместе со всеми тщетно пытаясь вытянуть злополучную пушку.
И тогда Мухамед выскочил из воды на берег, где лежал длинный и тяжелый обломок ствола дерева. Не обращая внимания ни на пули, ни на осколки, Мухамед вскинул бревно на свои могучие плечи. С этим огромным бревном он выглядел как символический богатырь, чья сила удесятерялась ненавистью к врагу.
— Эх, взяли! — прорезал шум боя наш согласный выкрик.
И через несколько минут наше орудие уже вступило в бой. Таким был наш Мухамед. В знак благодарности за помощь и смекалку командир батареи приказал повару выдавать ему добавочную порцию, которой тот, надо признать, всегда с кем-нибудь делился.
Находясь среди огромных гор и скал, полуокруженные, в течение нескольких месяцев мы были почти лишены продовольствия и боеприпасов. А того, что мы получали из полковой базы снабжения или что сбрасывалось нам с самолетов, едва хватало для больных и раненых.
В те дни ни у кого в котелке не было слишком густо, однако все мы сочувствовали нашему санинструктору Нине и самому молодому среди артиллеристов Ване Жукову. Ваня был сыном батареи, и все считали своим долгом заботиться о нем. Каждый хотел поделиться с Ваней и Ниночкой последним куском хлеба или щепотью ячменя, но заставить их принять эти дары было невозможно.
Наконец настали лучшие времена и для нас.
— В сражении на Волге наши войска одержали великую победу. Под Сталинградом окружено более трехсот тридцати тысяч солдат противника, — взволнованно и радостно говорил наш командир батареи. — Еще немного, товарищи, и мы тоже двинемся с этих гор в низину, вслед за врагом.
Так и случилось.
Двадцатого января 1943 года под натиском нашей 18-й армии гитлеровцы начали оставлять занимаемые позиции на Марухском, Клухорском, Санчарском и Аллаштроцком перевалах…
