Сэмюэль Пипс - Домой, ужинать и в постель. Из дневника
26 июля 1665 года
К утру достигли мы Гиллингхэма, далее пешком — до Чатема; оттуда с уполномоченным Петтом — в доки; увидели, среди прочего, как четыре лошади тянут бревно, которое бы без особого труда донес на спине один человек; я распорядился, чтобы лошадей увели и нашли одного-двух грузчиков, которые бы отнесли бревно куда следует. Уполномоченный видел все это, но не сказал ни слова; полагаю, однако, что у него были все основания устыдиться.
2 октября 1665 года
После обеда — вновь в присутствие. Явился мистер Даунинг, корабельный кузнец, месяц назад он дал мне 50 монет золотом, чтобы я замолвил за него слово сэру У. Ковентри. Я свое обещание выполнил, он же дела забросил и, стало быть, моей помощью не воспользовался, ввиду чего, в полном согласии со своей совестью, я отвел его к себе домой и, хоть и не без огорчения, вернул ему его деньги. Бедняга ни за что не хотел их брать, однако я его заставил, и он ушел. Приятно сознавать, что я дал ему повод хорошо обо мне отозваться.
8 мая 1666 года
В присутствие, где занят был всю вторую половину дня; лишний раз убедился, как плохо запускать работу; я за все принимаюсь в последний момент и постоянно ищу предлога выйти на улицу, что бы я обязательно сделал, если бы не возникали все новые и новые дела, одно за другим. Однако стоит мне вникнуть в суть того или иного вопроса, разобраться с бумагами и ответить на письма, коими завален обыкновенно мой письменный стол, как я начинаю испытывать глубочайшую удовлетворенность от содеянного и чувствую, что мог бы в случае необходимости продолжать трудиться всю ночь. <…>
16 августа 1666 года
После обеда, вместе с сэром Дж. Меннзом — в Уайтхолл и, вместе с У. Баттеном и лордом Браункером, — на заседание кабинета в присутствии короля и герцога Йоркского. Никто не знал, какие доводы приводить, ясно было лишь, что надо просить денег, — поэтому я был вынужден прикинуть в уме различные способы убеждения. Наконец нас вызывают в Зеленую комнату, никто не решается начать, и тогда я произношу бойкую и, по-моему, хорошую речь, в коей раскрываю бедственное положение флота: огромные долги, огромная работа, которую предстоит в следующем году сделать, время и материалы, которые понадобятся, — и наша беспомощность ввиду полного отсутствия денег. Не успел я закончить, как встает принц Руперт и в запальчивости говорит государю: «Что бы там ни говорил этот джентльмен, флот я привел обратно (после окончания голландской кампании. — А.Л.) в отличном состоянии». В ответ я сказал, что вовсе не хотел обидеть его высочество, а лишь огласил отчет, который мы получили от тех, кому флот доверен. Принц пробормотал еще раз то, что уже говорил, после чего воцарилось долгое молчание, никто, даже герцог Албемарл, выступающий на стороне принца, не обратил внимания на его слова, с чем мы и удалились.
7 октября 1666 года
Сегодня утром, только я собрался в присутствие, явились ко мне мистер Янг и мистер Уистлер, изготовители флагов, и принялись со всею искренностью уговаривать принять от них коробку, в которой, судя по весу, было никак не меньше 100 гиней золотом. Несмотря на все их уговоры, я отказался — по правде сказать, оттого, что не считал их достаточно благонадежными людьми, от коих можно принимать дары без особой на то надобности. Я боялся оказаться жертвой их наговоров и оставлял за собой возможность в случае необходимости сказать, что их предложение отклоняю.
5 февраля 1667 года
После обеда в экипаже — к лорду-канцлеру, где заседали герцог Йоркский, герцог Албемарл и еще несколько лордов из Танжерской комиссии. Представил свои расчеты и сделал это настолько хорошо, что лорд-канцлер, хоть он и пребывал в тот день в хандре, заметил, что ни один человек в Англии не высказался бы по этому вопросу яснее и убедительнее, чем я.
14 февраля 1667 года
Встал чуть свет и, не совершая туалета и не переменив белья, спустился к себе в комнату, думая лишь о том, как бы поскорее заняться делами. Когда же сел за стол, то обнаружил, что, не побрившись, не могу взяться за работу, а потому принужден был подняться наверх и одеться, после чего вновь спустился к себе и до обеда подготовил доклад по Танжеру для лордов — членов комиссии. Остался собой доволен.
2 июня 1667 года
В полдень обедал дома со своими клерками, каковые последнее время часто у меня столуются; предполагаю угощать их и впредь, ибо таким образом получаю возможность говорить с ними о деле, к тому же мне их общество весьма по душе.
20 ноября 1667 года
С самого утра — в присутствии, куда явились и мои клерки; собрал все свои записи для сегодняшнего выступления; к девяти утра был готов и отправился в «Старый лебедь», а оттуда, с Т. Хейтером и У. Хьюером, — в Вестминстер, где собрались уже все мои коллеги. Ни о чем, кроме как о своей речи (в парламенте. — А.Л.) и о ее последствиях, думать не мог, а потому, для смелости, пошел в «Собаку», где выпил полпинты подогретого белого вина, а затем, у миссис Хаулеттс, — стаканчик бренди, отчего несколько приободрился. Вызвали нас между одиннадцатью и двенадцатью, все места заполнены; ждут, причем с большим предубеждением, что-то мы скажем в свое оправдание. После того как спикер уведомил нас о недовольстве парламента, я начал свою речь со всей осторожностью и выдержкой, на какие только был способен; говорил гладко, уверенно, не сбиваясь и не противореча логике, как будто сидел дома, за своим столом. Речь моя продолжалась до трех часов пополудни и спикером не прерывалась ни разу; когда же я кончил, мои коллеги, а также все, кто меня слушал, поздравили меня, заявив, что лучшей речи в жизни своей не слышали. Мои товарищи не скрывали своей радости. <…> Мы все надеялись, что сегодняшнее голосование закончится в нашу пользу, что и произошло. Впрочем, речь моя была столь длинной, что многие, не дослушав ее, отправились обедать и вернулись навеселе. В любом случае ясно, что мы одержали победу, я же держался выше всяких похвал, а посему, дабы отметить наш успех, мы все отправились на обед к лорду Браункеру.
5 марта 1668 года
С сэром Д. Годеном — к сэру У. Ковентри, который встретил меня словами: «А вот и мистер Пипс, коему надлежит быть спикером парламента», и заявил, что мое выступление в палате общин запомнится надолго. Сказал, что его брат, который сидел рядом с ним (в парламенте. — А.Л.), мною восхищен; и что еще один джентльмен заметил, что, надень я мантию и заседай я в Верховном суде лорда-канцлера, меньше 1000 фунтов я бы не получал. Больше же всего порадовали меня слова о том, что, по мнению министра юстиции, я — лучший оратор в Англии.
