Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Антонелли, но тут в их семье появляется барон Висконти и уединяется с ее мате-рью.
Потом мать пересказывает их разговор. Не секрет, что Висконти близок к семье Антонелли
и выполняет их поручение. Вероятно, догадавшись, что сын серьезно влюблен, ведь он
столько времени проводит у этих русских, родители решили прощупать обстанов-ку, хотя
сам Пьетро ничего родителям не говорил. Визит барона ни к чему не обязывает, разговоры
его не носят конкретного характера, хотя обе стороны прекрасно понимают, о чем идет
речь. Он выясняет, где мадам Башкирцева хочет выдать свою дочь замуж, здесь или в
России. Мадам Башкирцева предпочитает выдать ее замуж за границей, поскольку Мария
выросла и воспитана здесь, а значит и будет здесь счастливей.
Барон Висконти прямо говорит, что в таком случае, ее дочери придется принять
католичество.
Ватикан строго следит, чтобы в случае смешанных браков, когда родители остают-ся
каждый в своей вере, дети воспитывались только в католичестве, в противном случае, если
это условие не соблюдено, папа мог даже не признать законность подобного брака.
Впрочем, Петербург предусматривал и обратную меру, обязательное воспитание детей от
такого брака в православии. Этот вопрос обсуждался даже на государственном уровне ме-
жду министром иностранных дел России А.М. Горчаковым и статс-секретарем папы
Джиакомо Антонелли в 1856 году. Поэтому-то, чтобы избежать этого противостояния, и
требовался переход в другую веру.
Мать, разумеется, согласна на такой шаг, но тут же оговаривается, что не собирает-ся пока
выдавать замуж свою дочь. Она, безусловно, любит этого молодого человека, Пьетро
Антонелли, но не как зятя.
Они расстаются, довольные друг другом, потому что барон Висконти хорошо зна-ет, что
кардинал Антонелли будет противиться этому браку, для “красного папы”, так на-зывают
кардинала Антонелли за политический вес и красную кардинальскую мантию, брак с
девушкой-иностранкой, родители которой к тому же разъехались и не живут в бра-ке, наверняка невозможен ни при каких условиях. Он понимает, что ответ старшей Баш-
кирцевой не более чем поза, что на самом деле она только и думает, как о браке своей до-
чери с Пьетро Антонелли. Но только эти экзальтированные бездумные провинциалки
Башкирцевы могут надеяться на другой, положительный исход этого романа. Семья столь
близкая к папскому престолу не может бросить на себя ни малейшей тени и браку этому
не бывать никогда.
К тому же бедный кардиналино к своим двадцати трем годам уже весь в долгах (будучи
солдатом, он наделал долгов на тридцать четыре тысячи франков) и без помощи семьи ему
не выпутаться. Ему ставят условие, что он должен провести неделю в монасты-ре на
покаянии, тогда его отец согласится его простить и оплатит его долги. Пьетро вы-нужден
принять эти условия, и покидает Марию.
Она в бешенстве от всего случившегося. Теперь понятно, что и визит Висконти, и
заключение Пьетро в монастырь - звенья одной цепочки, родственники хотят разлучить ее
с Антонелли, и тут из чувства противоречия она решает окончательно и бесповоротно, что
любит молодого человека. Вероятно, если бы наоборот, они получили согласие на брак, то
любовь Марии улетучилась бы в одну секунду. Впрочем, чего гадать, что случилось, то
случилось.
“Бедный Пьетро - в рясе, запертый в своей келье, четыре проповеди в день, обедня, всенощная, заутреня - просто не верится - так это странно”. ( Запись от 31 марта 1876 го-
да.)
Она осталась в Риме одна, без ежедневных визитов своего ухажера. Рим для нее опустел, о
любви говорить не с кем, а раз думать не о любви, тогда о чем, как ни о славе. “Желаю
славы!” написано на каждой обложке тетрадей, в которых она вела свой дневник. Она
возвращается к мысли, что, наконец, пора становиться певицей или художницей. В ее
дневнике появляются восклицаниями:
“ Тщеславие! Тщеславие! Тщеславие!
Начало и конец всего, вечная и единственная причина всего.
Что не произведено тщеславием, произведено страстями.
Страсти и тщеславие - вот единственные владыки мира!
(Запись от 5 апреля 1876 года.)
Но слава славой, тщеславие тщеславием, однако гордость ее уязвлена совсем дру-гим.
Прошло восемь дней, но Пьетро не возвращается. Она в ужасе, кардинал отнял у нее
Пьетро, неужели его власть так велика? И почему сам Пьетро не сопротивляется, почему
не ломает все вокруг, почему не кричит, как кричит она, когда ей что-нибудь не нравится?
“Неужели он ничего не делает, чтобы вернуться?”
В груди у нее стеснение и она начинает кашлять. Она думает, что благословение папы Пия
IX и его портрет, который она держит у себя, принесли ей несчастье. Кто-то ей сказал об
этом, и она суеверно поверила. У нее начинаются истерики, нервные припадки.
“Я не могу кричать, и мои зубы стучат, а челюсти судорожно сжимаются, вероятно, я
отвратительна в таком виде, но какое это имеет значение! Я царапаю себе грудь и кусаю
пальцы, а Бог видит это и не сжалится надо мной!” (Неизданное, 10 апреля 1876 года.) Чтобы хоть как-то отвлечь ее, мать 12 апреля увозит Марию в Неаполь.
Уезжая из Рима, она записывает в дневнике:
“Я хотела бы жить, любить и умереть в Риме”.
Помните, что она записала, приехав в Рим?
“ О Ницца, Ницца! .. Жить только во Франции...”
Неаполь, разумеется, с первого взгляда ей тоже не нравится.
“В Риме дома черны и грязны, но зато это дворцы - по архитектуре и древности. В
Неаполе - так же грязно, да к тому же все дома - точно из картона на французский лад”.
(Запись от 16 апреля 1876 года.)
Они посещают Помпею. Осматривая мертвый город, они по очереди отдыхают на стуле,
который взяли напрокат вместе с носильщиком. Мусе нравится обслуживание тури-стов, она хвалит администрацию раскопок. Они осматривают остатки домов, стоят перед
скелетами людей, застывших в душераздирающих позах, но думает Муся все время о сво-
ем.
“Женщина до замужества - это Помпея до извержения, а женщина после замужест-ва -
Помпея после извержения”. (Запись от 18 апреля 1876 года.)
Красивые слова, претендующие на афористичность, а если вдуматься не более чем
юношеская чушь, благоглупость. Она все время думает о Пьетро и примеряет на себя за-
мужество, ей хочется уверить себя, что ей одежды брака совершенно не нужны.