Валентин Аккуратов - Лед и пепел
— Сравнил! — хмыкнул Черевичный — Санников гонялся за своей землей на собаках, а у нас вон какая техника! В навигацию весь этот район излазим, ни один камень не скроется от наших глаз!
— Камень не скроется, а эта глыба может уплыть! — вмешался в разговор Либин, внимательно рассматривая вершины в сильный бинокль.
— Яша, как он здорово похож на айсберг, — обрадовался я поддержке.
— Но какой–то странной формы, непохожий на новоземельский или североземельский.
— А может быть, «канадец»? — спросил Каминский.
— Быть может, и пришелец с Канадского архипелага, Михаил Николаевич, — ответил Каминскому гидролог Черниговский, неотрывно следя за проплывающими мимо нас снежными вершинами.
Мы замолкли. Наши взоры жадно изучали эти таинственные горы. Я уже мысленно рисовал себе, как там, ниже тумана, тянутся тундровые берега неизвестной земли.
— Сколько километров до бухты Роджерса? — оборвал мои видения Иван Иванович.
— Шестьсот. При таком ветре три с половиной часа хода.
— Пошли на Роджерса, — прогудел Черевичный, поплотнее усаживаясь на своем ящике.
В бухте Роджерса, исходной базе нашей экспедиции, предстояло тщательно проверить всю материальную часть самолета, пересчитать и составить новую полетную карту, изготовить все недостающее для лагерной жизни на дрейфующем льду, испытать научные приборы при низких температурах, подготовить навигационную часть и, выждав хорошую погоду, стартовать в неведомое! Неужели свершится сокровенная мечта, более века вынашиваемая полярными исследователями всех стран?!
Задумывались ли мы, что ждет нас в случае неудачи? Конечно же! Но мы знали, что никогда не будем брошены, какая бы беда ни случилась.
Метеостанция бухты Роджерса живописно расположена на одной из галечных кос лагуны. Весь поселок под снегом. Добротные дома из сибирского леса до крыш в сугробах. На краю поселка фактория, а еще дальше застекленное здание из кирпича — оранжерея, где изумрудным глянцем блестят огурцы и пылают помидоры. Это чудо на всю Арктику. На студеном острове — свои свежие овощи. На столбах с перекладинами сушится с десяток белых медвежьих шкур, черные шкуры моржей, а среди них сотни невесомых, как ветер, шкурок песца, белоснежных и голубых, будто сумерки, наиболее редких.
У фактории всегда людно. Низкорослые, закутанные в меха эскимосы сдают пушнину в обмен на муку, сахар, пестрые ткани, охотничьи припасы… За прилавком лоснящееся жиром, опухшее лицо с хитрыми, ускользающими глазками. Нас с Черевичным встречает с приторной вежливостью.
— Добро пожаловать, дорогие соколы! Милости просим, редкие гости! Для вас все отпущу. Шкурки отменные. По госцене берите, никто не осудит! Я здесь хозяин!
Голубое облако забилось в его ловких руках.
— Убери! Нам не подходит!.. — говорит Черевичный. — Нам нужны оленьи шкуры для пола в палатках. Вот распоряжение Союзпушнины на отпуск двадцати штук.
Факторщик внимательно читает распоряжение и разводит руками.
— И о чем там только думают? Олени–то на острове не водятся! Вот забирайте медвежьи, а то и песца!
— Медвежьи слишком тяжелые, а песец дорог! Факторщик округлил удивленно глаза на последнем слове.
— Тогда обратитесь к начальнику острова. В навигацию ему завезли с материка. А для себя голубые–то возьмите, для жен или там кому, не старые, чай! — уже суше посоветовал он.
Мы молча повернулись и пошли к начальнику острова. Да, не перегрузили бы самолет эти воздушные шкурки и не были бы лишними для наших родных… Но главное для нас — наш полет.
Песцов в бухте Роджерса было великое множество. Мы не раз наблюдали, как песцы копались в мусорных отбросах у кухни зимовки и не спеша пробегали мимо окон. Зимовщики ловили их на приманки, положенные под ящики из–под папирос, поставленные на ребро и поддерживаемые в таком положении палочкой, от которой в форточку протягивался шнур. Песец прямо на глазах подходил к приманке, под ящик, «охотник» дергал шнур, палка вылетала — и ящик прихлопывал пушистую добычу. Из пойманных пяти песцов зимовщик обязан был четыре сдать в факторию, а пятого оставлял для себя. Такое положение было узаконено, и оно устраивало обе стороны.
Неповторим в своей захватывающей красоте остров Врангеля. Много раз я прилетал на эту далекую землю. В черную полярную ночь, пронизанную феерическими огнями северных сполохов, как завороженный смотришь и не наглядишься на колдовство игры света, забыв о дикой стуже. Человеку свойственна любовь к огненным потехам, но как жалки и ничтожны самые пышные фейерверки и световые салюты перед буйством северного сияния.
Ночь. Тихая, звездная. Тонкий, еле уловимый звон ледяных кристаллов и стук твоего сердца — единственное, что нарушает сказочный покой… И вдруг на черном бархате далекого горизонта вспыхивает зеленоватый отблеск, и вот он уже в выси превращается в медленно вращающийся клубок, и из него, разматываясь, выползает узкая, яркая лента, которая опоясывает полнеба, рождая вокруг себя десятки таких же лент. Переплетаясь в кольца и узлы, ленты пытаются достичь зенита, им навстречу по вертикали неожиданно падают широкие зелено–голубые полотнища, пронизанные извивающимися оранжево–красными нитями. А в зените загораются цветные короны. И все пылает — и небо, и заснеженные горы. Мгновенно все исчезает, но тут же начинается сначала, совсем по–другому.
Интересна история открытия острова Врангеля. Впервые о его существовании услышали от чукчей в начале XIX века. Вождь чукотского племени Камекай рассказал Фердинанду Петровичу Врангелю — русскому полярному исследователю, что с берега мыса Якан в ясные летние дни бывают видны на севере горы. Врангель пытался на собачьих упряжках достичь этих гор, но тяжелые, торосистые льды и открытая вода заставили его вернуться обратно. На составленной им карте он указал: «Горы видятся с мыса Якан в летние дни», нарисовал большой остров. Вероятное местоположение неизвестной земли, как выяснилось позже, было предсказано точно. И только спустя четверть века английский капитан Келлет на корабле «Геральд», участвуя в многолетних поисках пропавшей экспедиции Джона Франклина, в августе 1849 года, крейсируя во льдах Чукотского моря, неожиданно увидел в отдалении землю. Этот остров назвали в честь корабля островом Геральд. А западнее был обнаружен другой неизвестный остров, но подойти к нему не могли из–за льдов. Остров назвали Землей Келлета.
Спустя шесть лет американец Джон Роджерс прошел на военном корабле «Винсент» в непосредственной близости от острова Келлета, но, вероятно из–за тумана, землю не видел. Роджерс официально заявил, что никакой земли там, где ее указывали Врангель и Келлет, он не обнаружил, — видимо, ее не существует. Только в 1867 году американский китобой Том Лонг, промышлявший на корабле «Нил», внезапно натолкнулся на неизвестный берег. В знак уважения к первому открывателю Лонг назвал найденную землю Землею Врангеля. А пролив позже назван проливом Лонга.
