Валентин Аккуратов - Лед и пепел
— Ты помнишь то мертвое становище на Блоссоме, скажи, какие люди там жили? — спросил я его.
— Никто не знает. Может, чукча, может, онкилоны. Мой народ суеверен. Никто туда не ходит, боятся злых духов.
— Значит, по–твоему, к северу от Врангеля неизвестной земли нет? А откуда же возвращаются стаи жирных птиц? Где они добывают корм и выращивают потомство?
— Океан велик, там много неизвестного. А онкилопы дальше Врангеля идти не могли. Самолетов не было, ледоколов тоже. А птица зря не летает! Смотреть надо, тогда узнаешь!
— Ну, вот и спасибо! — рассмеялся я. — А ты спрашивал — зачем, куда летим в океан, где один лед и не ходят корабли! Вот и летим, чтобы легче было ходить кораблям через льды, а попутно посмотрим, где жируют птичьи стаи. Кто знает, океан велик, как говоришь ты, может, и увидим незнаемую землицу!
Двое суток мы отдыхали на гостеприимном острове. Приводя себя в порядок после длительного перелета. На третий день приступили к подготовке первого вылета к «полюсу неизвестности». Для точного учета веса разгрузили весь самолет. Из его обширных трюмов, как из Ноева ковчега, на снег выносилось все экспедиционное снаряжение. В Москве, при сборе экспедиции, казалось, что все готово, но сейчас выяснилось, что очень многого нам не хватает и много взято лишнего, а потому шла тщательная проверка и пересмотр всего снаряжения. Заняты все.
Экипажу помогали зимовщики. Черевичный мрачно посматривал на наши растущие горы тюков, ящиков, свертков. Спорил о каждом предмете и с возмущением восклицал:
— Не пароход же, братцы? Где ваше благоразумие?!
Мы растерянно разводили руками, как бы извиняясь, и в десятый раз пересматривали, что же оставить?
— Ну, хорошо, чертова наука, оставляй! Все оставляйте! Наше счастье, что аэродром безграничен и ровный как стол, хоть бильярдные шары гоняй! — тут же успокаивал он нас и опять подолгу вымеривал шагами ровное поле лагуны.
Механики в люльках, продуваемые на высоте весьма бодрящими ветрами, часами копались в раскрытых пастях моторов. Ученые проверяли свои многочисленные приборы и настойчиво требовали от экипажа взять все три лебедки на шесть тысяч метров, три тысячи и сто метров. Наша логика до них не доходила, они никак не хотели понять, что шестикилометровая лебедка может заменить две другие.
После обеда испытывали предложенный мной способ приготовления лунок во льду толщиной до трех метров. Метод очень прост: два с половиной килограмма аммонала, детонатор и бикфордов шнур. За десять минут получается лунка диаметром до двух метров. Это экономило время и освобождало трех человек от изнурительного труда
Вечером обсуждали, как устроить научные наблюдения при помощи глубинной лебедки. Гидрологазд при измерении глубин океана, взятии проб воды и грунта со дна Гудут помогать два механика — Валерий Барукин и Саша Дурманенко. Метеорологические наблюдения возложены на меня, так как метеоролога в экспедиции нет. Также я должен помогать в астрономических наблюдениях и расчетах. Шефом кухни будет Черевичный. Каминский отвечает за продукты и помогает радиосвязи. Шекуров — ведет общее наблюдение за техникой лагеря. Кажется, все остались довольны — «безработных» нет.
Второй вечер сижу и рассчитываю новую карту для полета. Карта — основа самолетовождения. Белый лист ватманской бумаги со специальной сеткой условных меридианов — вот и все! А что там? Океан или неизвестные земли? Узнаем на днях. Сейчас же нас больше интересует, как будут вести себя навигационные приборы, особенно магнитные компасы. Удастся ли найти льдину, годную для посадки?
Наконец все было готово, но… старт не состоялся, началась пурга. Пять суток бесновался снежный шторм Ветер доходил до такой силы, что с гор, примыкающих с севера к лагуне, со свистом летели галька и мелкие камни Горы почернели — снег сметен. Аэродром превратился в ровную ледяную поверхность, а самолет засыпало плотным снегом, который с трудом поддавался лопатам. Отсиживаясь в теплых уютных каютах зимовки, мы с тоской прислушивались к завыванию пурги, опасаясь за целость самолета. К счастью, он был надежно закреплен стальными тросами за вмороженные в лед бревна, и чем больше заносило его снегом, тем легче сопротивлялся он усилиям ветра. А скорость ветра доходила до сорока метров в секунду (скорость урагана по шкале Биффорта двадцать девять метров). Дома, заметенные снегом до карнизов крыш, вздрагивали от яростных ударов ветра. Каких усилий стоило нам пробираться к самолету! То держась друг за друга, то ползком, привязанные к натянутому между самолетом и домом стальному тросу, пробирались мы через эти неистовые триста метров. Иногда оставались ночевать в холодном самолете, так как не было сил вернуться обратно.
Двадцатого марта взошло солнце на географическом полюсе, но в широтах района, куда мы летели, солнце еще было на малой высоте. Меня как навигатора это не устраивало. Чем меньше высота светила над горизонтом, тем больше ошибка в астрономических определениях координат за счет рефракции. Это понимали все члены экспедиции, а потому задержка никого не волновала.
Двадцать первого марта пурга превратилась. Мощный антициклон, охвативший всю восточную часть Арктики принес солнечную, морозную погоду, которая, по предсказаниям синоптиков Москвы, должна была распространиться и на всю северную часть земного шара, то есть от Гренландии до Аляски.
У нас полное безветрие, температура — 25°. Яркое, но холодное солнце до боли режет глаза, заставляя носить темные очки. Вся колония у самолета: эскимосы, полярники научной станции, пионеры школы–интерната. Гудят мощные лампы подогрева моторов. Черевичный с Каминским на собачьих упряжках в последний раз осматриваю г взлетную ледяную дорожку, с ними за каюра начальник острова Николай Оськин. Проверяю и устанавливаю астрономический указатель курса по координатам стоянки самолета. Последние рукопожатия — и мы занимаем свои рабочие места. Быстро, один за другим запускаются хорошо пригретые моторы, короткий опрос готовности каждого члена экипажа — и самолет начинает разбег.
23.35 московского времени. Пробежав более двух тысяч метров, самолет тяжело, словно нехотя, отрывается и, медленно набирая высоту, идет параллельно берегу острова.
— Пойдем в обход гор! — кричит мне Черевичный.
— Держись над морем, выйдем к мысу Пилляр, а там возьмем курс на север, — отвечаю я, видя, какого напряжения стоит Черевичному удержать машину с такой нагрузкой.
Совсем рядом промелькнули зеленые изломы льда, слева, выше нас, стремительно проносился высокий, скалистый берег острова. Нехотя, но самолет все же набирал высоту. Вот уже двести метров. Шекуров, не спуская рук с секторов управления моторами, внимательно следил за стрелками приборов, и все мы напряженно вслушивались в рев винтов, следя за выражением лица главного бортмеханика. Стрелки высотомеров через двадцать минут подошли к четыремстам метрам. Слегка убрав газ, мы облегченно вздохнули и перешли на горизонтальный полет.
