Эдельберт Холль - Агония Сталинграда. Волга течет кровью
Я был рад, что последние два дня имел возможность покататься. Мой четвероногий друг тоже развеялся. Он явно повеселел и взбодрился. Кто знает, когда я еще раз на нем проедусь?
Оберст Гроссе приехал в полдень. Через полчаса – торопливо поев у полевой кухни – мы ехали на полковой командный пункт, который находился в небольшом дубовом лесу у Спартаковки.
Спартаковка и Рынок были двумя деревушками к северу от Сталинграда, отделенные от города ручьем Орловка. Дубы в так называемом «лесу» были очень молоды, всего метров пять в высоту. Они уже почти облетели. Тем не менее блиндажи были хорошо скрыты. Весь район занимал 100 на 400 метров и по форме напоминал зубную щетку. На КП сидел единственный офицер, лейтенант доктор Хорст Хоффман. По профессии он был судьей в городе Плауэн, в Фогтланде, а до перевода в полковой штаб командовал взводом в 13-й стрелковой роте. Полковой адъютант, обер-лейтенант Кельц, был еще в отпуску, но со дня на день ожидался обратно. До тех пор крепость удерживал лейтенант Хоффман. Я должен был ему помогать.
Мы с Хоффманом должны были спать в одном трехметровом блиндаже. Я быстро разбросал по местам немногие вещи, которые носил каждый пехотинец. Я собирался найти тихий момент и прочесть почту, которую я забрал перед отбытием из обоза, но лейтенант Хоффман вошел в комнату и попросил меня пойти к командиру. Последний уже ждал меня, и, после того как я доложил о прибытии, он посмотрел на меня и сказал: «Мой представитель, оберстлейтенант Мюллер, наградил вас Значком за ранение в золоте за вашу седьмую рану и травмы, нанесенные вражеским огнем. Он хотел бы лично вручить эту награду. В полку не было золотых значков за ранение, пришлось запрашивать в дивизии. Вчера мы его получили, так что теперь я могу приколоть его вам на мундир. Желаю вам, Холль, солдатской удачи и в дальнейшем – и всего самого лучшего».
Я искренне ответил на рукопожатие. Я был убежден, что моя судьба лежит в руках высшего существа, без которого мы все ничто. Не было смысла воображать, что можно избежать ответственности за то и это. Когда Господь назначает последний твой миг, бесполезно умолять или молиться, так что нужно быть готовым. Присяга, которую я принес фюреру, народу и Фатерлянду, всегда останется священной, особенно с тех пор, как я добровольно принес ее в 18 лет.
В тот вечер я ответил на письмо из дома. Ночью снова слышался звук моторов «швейных машинок».Штаб XIV танкового корпуса: 17.45 28 октября 1942 г. Штурмовые группы 276-го гренадерского полка еще имеют связь с северным крылом штурмовых полков, обезопасили северный фланг и очистили изрытую снарядами территорию вдоль железной дороги в районе северо-западного угла квадрата 54…
29 октября 1942 г.
29 октября обещало быть ясным днем. Солнце появилось на востоке, и, несмотря на то что ночи были уже холодные, можно было – насколько возможно – согреться в его лучах. Я часто обращался мыслями к своей роте.
На прогулке у блиндажа я увидел лежащие там и сям небольшие мины. Они были круглыми, примерно десять сантиметров в диаметре, и из них выступали проволочные стержни. Задень эти стержни – и мина взорвется. Я доложил об увиденном командиру, который распорядился искать эти опасные сюрпризы.
Когда я с должной осторожностью осматривал эти штуки, обер-ефрейтор из штаба полка спросил меня:
– Герр лейтенант, что это?
– Это небольшие мины, которые «Иван» сбросил прошлой ночью со «швейной машинки» (непонятно, что это было. В СССР не производилось ничего подобного, устанавливать мины с самолета придумали как раз немцы – бомбы SD-2 можно было установить на подрыв в воздухе, при падении или когда на нее наступит солдат противника. Да и взрыватель с проволочными усиками скорее похож на немецкий Z-35, от мины-лягушки. – Прим. пер. ).
– Они опасны? С виду ничего страшного.
– Еще как опасны! Обходи их подальше! Все, что мы не знаем и что исходит от «Ивана», – опасно.
– Ну, вряд ли они столь опасны.
– Предупреждаю: держи лапы подальше от них.
Он ушел, но явно не был убежден моим предупреждением.
В полдень пришел и доложил полковнику об отбытии в «особый отпуск» первый кавалер Рыцарского креста в полку, капитан третьего батальона гауптман Артур Риттнер. Риттнер особо отличился в боях за Южный Сталинград. Мы были рады за него. Гауптман Риттнер был «двенадцатником» (солдатом, подписавшим 12-летний контракт) и прошел подготовку в рейхсвере.
Часть моих учителей тоже прошли подготовку в рейхсвере – например, мой первый командир роты. Без рейхсверовских кадровых солдат наши вожди не смогли бы создать вермахт за такое короткое время.
Когда гауптман Риттнер убыл в отпуск, он забрал с собой письма на родину, которые он отошлет из Бреслау. Мы решили, что это ускорит письмам дорогу до адресатов. Были и другие счастливые новости. Мой старый заслуженный командир, майор доктор Циммерман, получил Германский крест в золоте. Он все еще был в отпуску по болезни.30 октября 1942 г.
30 октября мы приняли делегацию из соседнего полка 16-й танковой дивизии. Она состояла из командира 79-го панцергренадерского полка, оберста Райниша, с адъютантом, обер-лейтенантом Брендгеном. С ними было еще несколько человек. 79-й полк тоже участвовал в тяжелых боях и – как и мы – понес серьезные потери. Теперь они подпирали нас слева. За вычетом двух полковников, они были моими земляками из долины Рейна и Вестфалии. Знакомый говор звучал в ушах, как музыка. Главной темой разговора полковников было положение в секторах обоих полков и как тяжело в этих условиях удерживать позиции на направлении от Рынка и Спартаковки к Волге. Оберст Райниш считал, что этот сектор можно назвать «маленьким Верденом» – там вряд ли найдется квадратный метр, не изрытый бомбами и снарядами. Кроме того, этот факт не давал использовать там танки. Вражеское сопротивление в этом районе все еще не было сломлено.
Было интересно увидеть обоих командиров полков. Оберст Райниш был родом из Штайермарка и имел предупредительные манеры. Мой командир, оберст Гроссе, немногим от него отличался. Для меня они были «кавалеристами старой школы», у которых я мог только учиться. Гости пригласили нас нанести ответный визит, признавая, что общая ситуация это позволяет. Оберст Гроссе сказал, что он будет рад. Позже он сказал нам: «Всегда хорошо лично знакомиться с товарищами из других частей. Это важно для последующих боевых действий». Я мог с ним только согласиться.31 октября 1942 г.
Октябрь подошел к концу. А бои в городе продолжались. Не было почти никакого продвижения вперед. Мы были слишком малочисленны, чтобы снова двигать нас в бой. Нас хватало только на то, чтобы держать позиции в тихом секторе.
