Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»
1 февраля 1980 года, когда после долгого перерыва Высоцкий давал концерт во ВНИИЭТО в Москве, он был далеко не в лучшей форме. Всеволод Ковтун, анализируя расшифровку стенограммы вечера, отметил:
«У Высоцкого затруднена речь – особенно вначале (примерно, как на концерте в Навои: речь не очень внятная, но и не замедленная). Через пять минут после выхода на сцену он просит воды…
Спев «Песенку о слухах» (в концерте – третья), Высоцкий начинает традиционный рассказ – преамбулу к «Песенке о переселении душ», – но снова начинает «Песенку о слухах». Спохватывается только в конце второго куплета: «Это я вам уже пел, да?»
Фрагменты фонограммы, связанные с состоянием здоровья: «Дорогие мои товарищи! Я прошу прощения за то, что я не приехал к вам в прошлый раз. Но там были обстоятельства совсем другие – я был настолько болен, что у меня просто не было голоса. Сегодня у меня другая болезнь, но она не влияет на голосовые связки. Поэтому вы сегодня не будете обижены… (Покачнулся.) Вот видите – у меня с ногой плохо… Нет, вы напрасно. Вы думаете, что тут «другого рода болезнь», – но ошибаетесь глубоко. У меня очень плохо, просто действительно плохо с ногой. Но я уже не мог отменить выступление…
(Из зала предлагают сесть и петь сидя.) Не надо… Это мне хуже… Мне ж перебинтовали – не беспокойтесь. Нет-нет, ничего…
Я еще хотел спеть вам две шуточные песни и потом еще одну серьезную. Если позволите, я на этом закончу, потому что я не могу стоять больше, к сожалению.
(Кажется, предлагают сделать перерыв и продолжить выступление.) Вы думаете, я устал? У меня не в этом дело… Какая усталость? Разве вы думаете, что я устаю когда-нибудь? Никогда! Просто у меня с ногами случилась неприятность. Просто перетянуты ноги…»
В том концерте Высоцкий спел одиннадцать песен и отвечал на вопросы из зала… Сказал, что в предстоящей «Кинопанораме» он постарается ответить на вопрос: как он относится к Глебу Жеглову из «Места встречи изменить нельзя». Хотя знал, что этого ни в коем случае не будет, поскольку на запись интервью он так и не явился.
В конце января Высоцкий неудачно уколол себе наркотик в бедро. Образовался нарыв, нога сильно болела, и этим во многом обяснялось далеко не лучшее состояние Высоцкого. Но не только этим. Наркомания уже разрушала мозг великого актера. Поэтому он начал заговариваться на концертах. Его окружению стало ясно, что, если не вылечить его от наркозависимости, концертную деятельность вообще скоро придется прекратить, да и в живых он останется еще совсем недолго. Но лечить наркоманию тогда в СССР практически не умели.
Владимир Шехтман вспоминал: «Больниц Володя почему-то боялся и ни за что не хотел обращаться к врачам. Вообще, пока его не испугаешь, лечиться не будет!
– Володя, тебе же ногу могут оттяпать!
Еле уговорил его показаться моему отцу, он – хирург. Отец взял саквояж, надел зеленую шапочку, и мы поехали на Малую Грузинскую. Отец осмотpел Володю, все увидел и все понял. Мы вышли из дома, садимся в машину…
– А теперь говори, сколько твой друг этим занимается?
А я уже был более или менее в курсе дела. Рассказываю, на что отец замечает:
– Я могу сказать, от чего он умрет: или от передозировки, или от нехватки…
– Как же так, отец! Что же делать?!
– Вот так. Что-то делать надо. Жить ему осталось не более трех-четырех месяцев…»
Операцию тогда Высоцкому сделали, абсцесс удалили, но кардинального улучшения в его состоянии не наступило.
Надо прямо признать, что шансов на излечение у Высоцкого просто не было. Даже сейчас, когда медицина по сравнению с 1980 годом сделала большой прогресс, излечивается лишь 10 % наркоманов, да и то, если лечение начато на ранней стадии. Добро бы если Высоцкий потреблял один только морфий, с зависимостью от которого когда-то успешно справился Михаил Булгаков. Но у него был уже весь букет наркотиков от промедола и морфия до героина и кокаина.
В марте состояние Высоцкого стало серьезно беспокоить Всеволода Абдулова. Он утверждал: «К этому моменту я окончательно все понял… Постоянно думал об этом. У меня был знакомый – великолепный нарколог, которому я абсолютно доверял. Я поехал к нему… Мы говорили, разговор шел о дозах. И этот врач сказал:
– Самое страшное: чем сильнее человек, тем ужаснее картина, которую вы нарисовали… Чем сильнее человек, тем ужаснее ситуация (очевидно, потому, что ему требуются все большие дозы. – Б. С.).
Я был абсолютно в нем уверен и назвал фамилию…
– Ему осталось жить месяца два…
И добавил:
– Вот все мои телефоны, в любое время суток звоните. Сделать уже ничего нельзя, но я всегда готов помочь».
В конце марта Высоцкий вылетел в Париж, чтобы потом оттуда отправиться в Венецию, где снималась Марина Влади. Янклович вспоминал, что, против обыкновения, на этот раз возникли определенные сложности на таможне: «Я хорошо помню, что мы поехали провожать Володю вместе с Ваней Бортником… Обычно Высоцкого не досматривали, во всяком случае, при мне это было в первый раз… Таможенник спросил его:
– Владимир Семенович, вы везете что-нибудь, не внесенное в декларацию?
Володя ответил:
– Нет.
– Вы точно это знаете?
– Да.
Таможенник вздохнул и сказал:
– Откройте чемодан…
Володя открывает чемодан. Наверху лежала шкурка соболя и картина, кажется, Тышлера. Кроме того, он вез Марине кольцо ленинградской работы. Шкурку он смог отдать мне. А картину и кольцо конфисковали. Еще у Володи в кармане был наркотик в пузырьке из-под сердечных капель… Его отправляют на личный досмотр, и он рукой прямо в кармане раздавил этот пузырек. Порезался, потекла кровь…»
Бортник описал происшествие существенно иначе и с более благополучным для Высоцкого финалом: «Володя открыл чемодан, там – соболя… Стоим у барьера, и вдруг – три особиста! Таможенник – раз! этих соболей мне под пиджак! Вовка стоит белый как полотно… Пузырек раздавил в кармане, осколки впились в руку… Кровь… А они там стали что-то искать – «Метрополь», что ли? У Володи отобрали тогда какое-то золотое изделие и еще что-то… Володя этим рейсом не улетел. Позвонил одному знакомому в Министерстве внешней торговли, тот обратился выше – к заму Патоличева… Тот сказал:
– Пусть пишет объяснительную…
Едем, везем эту объяснительную… Читаю…
– Вовка, ты с ума сошел… Ошибка на ошибке!
– Это специально. Чтобы они поняли, что я волновался…
– Ну, ты уж слишком… «ДАРАГОЙ»?!
– Да нет… Главное – принцип.
И ему вернули эти вещи!»
В Венеции Высоцкий наконец признался в своей наркомании Марине. Она вспоминала:
«…Этой ночью было сказано все, и наконец между нами нет больше тайны.
