Доктор Альмера - Маркиз де Сад
Но бесспорно, что маркиз де Сад не остановился бы перед убийством, если бы жертва оказала непреодолимое сопротивление.
Такие субъекты настойчивы, и, оставаясь в других отношениях нормальными, они в смысле достижения цели не останавливаются ни перед чем.
Если бы юстиция того времени находилась на уровне гуманных и нормальных взглядов, то маркиз де Сад не провел бы в заключении более 20 лет. Он с первого же момента попал бы в дом для душевных больных, и в молодые годы половой дефект при известном режиме и разумной диете мог бы значительно смягчиться. Но юстиция того времени считалась со всем, кроме здравого смысла и науки. Мнение озлобленной тещи столь развратного зятя было гораздо более влиятельно, чем все доводы людей науки и юстиции.
Но предоставим слово доктору Альмера, который на исследование жизни маркиза потратил немало труда и времени.
Королевский офицер
В мае 1754 года Николай Паскаль де Клерамбо, племянник и преемник своего дяди Петра де Клерамбо, знаток генеалогии, удостоверил благородное происхождение молодого провансальца, который ходатайствовал о зачислении его в ряды легкой кавалерии королевской гвардии.
Это был Донат Альфонс Франсуа де Сад, родившийся 2 июня 1740 года в Париже — сын Жана Батиста Франсуа де Сада, графа де Сада, и Марии Элеоноры де Мелье де Карман, его супруги.
Род де Сада, или де Садо, имеющий множество разветвлений, считался древнейшим и знаменитейшим в Провансе.
Это маленькое генеалогическое изыскание о человеке, историю которого мы хотим рассказать, необходимо, так как происхождение отразилось на судьбе и на всем характере этого своеобразного человека.
Даже его ошибки находят в большинстве случаев свое объяснение в родовой гордости феодала, не желавшего подчиняться никому и ничему и считавшего себя выше законов.
Из его романа «Алина и Валькур», являющегося автобиографией маркиза, мы позаимствуем следующие строки. Он пишет:
«Связанный по моей матери со всем тем, что в провинции Лангедока было самого лучшего и блестящего, рожденный в Париже, в роскоши и богатстве, я считал с момента, когда пробудилось мое сознание, что природа и судьба соединились лишь для того, чтобы отдать мне свои лучшие дары; я думал это, так как окружающие имели глупость мне это говорить, и этот более чем странный предрассудок сделал меня высокомерным, деспотом и необузданным в гневе; мне казалось, что все должны мне уступать, что весь мир обязан исполнять мои капризы, что этот мир принадлежит только мне одному».
Итак, 24 мая 1754 года маркиз де Сад зачислен в королевскую гвардию.
Ему было пятнадцать лет, когда он был произведен в подпоручики, конечно, не благодаря его способностям, а его имени.
Офицерский чин, даваемый детям, не был тогда редкостью.
В 1757 году, в первых числах января, Людовик XV восстановил чин корнета (офицера-знаменосца).
Одним из первых получил этот чин маркиз де Сад.
11 января он был утвержден в должности корнета в карабинерском полку.
Карабинеры, можно сказать без преувеличения, считались избранными из избранников.
Ни один корпус до революции не выказал столько мужества и стойкости — они одни решили исход многих сражений.
Людовик XV, который ценил их боевые заслуги, выразил желание быть полковником карабинеров, а командиром назначил своего сына герцога Монского.
Маркиз де Сад прослужил два года в карабинерах. 21 апреля 1759 года он был переведен капитаном в Бургундский кавалерийский полк.
Капитан в 19 лет — это для маркиза де Сада большое повышение. Неизвестно, почему он не был этим удовлетворен. Вероятно, у него был и тогда беспокойный и тяжелый характер, который он сохранял всю свою жизнь и который оказался главной причиной всех его бедствий. Надо предположить, что, при своем характере, он создал себе в полку множество врагов.
Он пытался переменить полк даже с понижением в чине, хотел получить место знаменосца в жандармерии, но недостаток в средствах помешал этому — за офицерские места в войске в то время платили большие суммы.
Маркиз де Сад, как придворный офицер, вел, с присущей ему страстностью и необузданностью, бурную, сумасшедшую жизнь, которая делала пребывание в большинстве гарнизонов веселым и приятным.
Посещал собрания, спектакли, на которых он и его товарищи имели постоянные места. Он блистал на балах, где собиралось все городское дворянство, и участвовал в прогулках.
Он играл на сцене и писал маленькие статьи во «Французском Меркурии», без подписи, чтобы не прослыть педантом, который придает этим пустякам какое-нибудь значение.
Он имел несколько дуэлей, из которых вышел с честью.
Он делал долги и не платил портному, так как уже тогда это считалось среди аристократов «хорошим тоном».
Фавар в своих куплетах определил две главные обязанности хорошего офицера:
Служить королю и женщинам —
Вот смысл военной службы…
Маркиз де Сад служил женщинам, быть может, даже больше, чем королю.
Он хвастался своими успехами, иногда воображаемыми. Не одно сердце противника пронзил он острием своей шпаги; но еще более сокрушал женские сердца.
Сердца того времени — мы не говорим о нашем — не оказывали большого сопротивления, когда за ними охотился молодой офицер.
Они отдавались по первому требованию, а иногда даже раньше. Маркиз де Сад, следуя моде, старался приобрести и быстро приобретал репутацию «негодяя». Он ее сохранил на всю свою жизнь.
В романе «Алина и Валькур» он рассказывает об одной своей любви, в бытность в гарнизоне, любви, рождавшейся на одном балу и уже умиравшей ко второму балу, быстро приходившей к развязке…
Предоставим ему слово.
«Наш полк стоял гарнизоном в Нормандии, там начались мои несчастья.
Мне шел двадцать второй год, занятый до тех пор военной службой, я не знал моего сердца, не подозревал, что оно так чувствительно.
Аделаида де Сенваль, дочь отставного офицера, поселившегося в городе, где мы стояли с полком, сумела победить меня. Пламя любви объяло мою душу…
Я не буду рисовать вам портрета Аделаиды: это была такого рода красота, которая одна была в состоянии пробудить любовь в моем сердце; это были именно те черты, которые проникали в мою душу. Но в Аделаиде меня опьяняли не только красота, но и добродетели, которые я читал на ее лице и которым я поклонялся.
Я ее любил, так как мне необходимо было обожать все то, что имеет сходство с созданным мной идеалом: это оправдывало мое увлечение, но вместе с тем было и причиной моего непостоянства.
