Алексей Очкин - Иван - я, Федоровы - мы
К полудню железная крыша накалилась, в вагоне стало душно. Бойцы раздвинули двери. На первой же станции они собрались наполнить водою фляги, но только поезд остановился, раздался знакомый голос:
- Ну, где там у вас "заяц"?
Бойцы соскочили с нар, вытянулись. По стремянке взобрался в вагон командир части капитан Богданович, за ним комиссар Филин. Богданович худой, высокий, смуглый, с вывернутыми, как у негра, губами. Бойцы его побаивались и недолюбливали - на ученье в Сибири он без конца будил их ночью по тревоге и приказывал совершать марши в ледяную стужу. За необыкновенную требовательность к себе и другим прозвали его "железным капитаном".
Комиссар Филин, еще очень молодой, старался выглядеть строгим, но глубоко запавшие глаза, прикрытые лохматыми бровями, если присмотреться, были смешливыми и вызывали улыбку. Бойцы не переставали удивляться комиссару, примечавшему все, называли его про себя "чертом глазастым" и объясняли это исключительное свойство фамилией - Филин. И теперь комиссар сразу же заметил за спинами солдат парня на нарах.
- Вот он, "заяц", товарищ капитан!.. - И, шмыгнув мимо расступившихся солдат, стал будить мальчишку: - Э-э, приехали, подъем...
За время путешествия на колесах парень, видно, привык к частым побудкам и проворно соскочил с нар.
- Куда, малец, путь держишь? - строго спросил Богданович.
- На фронт, товарищ капитан.
- Ну-ка, фронтовик, слазь...
- Глянь-ка, чего выдумал! - искренне удивился мальчишка и посмотрел на бойцов: мол, втолкуйте ему, что я еду с вами. Но все почему-то молчали.
- Вот что... - посоветовал капитан, - залезай на обратный и дуй до дому.
- Обратно не поеду.
- Сдать коменданту станции, - распорядился Богданович.
- Товарищ капитан, - начал было Дымов под укоризненным взглядом мальчишки, - может, разрешите...
- Не разрешаю! - отрезал Богданович. - Это вам война или детский сад?
Парень шагнул к двери, капитан придержал его за ворот, а тот крутнулся вьюном, и в руках Богдановича осталась одна шинель.
- Дымов, изловить "зайца"! - приказал капитан.
В это время поезд тронулся...
На следующей остановке Дымов "изловил" "зайца" и сдал военному коменданту. Но только поезд набрал скорость, крыша вагона прогремела жестью, и на стоянке дежурные зенитчики доложили лейтенанту:
- "Заяц"-то сидит на вашей крыше.
- За мной! - приказал бойцам Дымов, взбираясь на вагон.
По жестяным крышам загрохотали тяжелые солдатские сапоги. А мальчишка был неуловим - бежит, бежит и вдруг круто поворачивает в обратную сторону, прыгает козлом с вагона на вагон. Паровоз дал сигнал к отправлению, и погоню пришлось прекратить.
Как только эшелон остановился, Дымов с бойцами бросился на розыски и скоро доложил капитану, что малого нигде нет.
- Не может такой отстать. Ищите! - приказал Богданович.
Но "заяц" исчез.
Капитана тревожило, что мальчишка мог сорваться с крыши на ходу поезда. Бойцы и лейтенант были расстроены не меньше, они даже имени у него не выпытали. Но скоро новые события отвлекли их...
Те самые машины, что отстали на перегоне, наконец нагнали эшелон. Из первой легковушки проворно выпрыгнул широкогрудый генерал. Его окружили сопровождающие - в большинстве полковники. К генералу уже спешил Сологуб. Он отмерял такие шаги, что адъютанту приходилось бежать за ним вприпрыжку. Дымов услышал, как, подойдя к генералу, комдив начал докладывать:
- Товарищ генерал-лейтенант! Вверенная мне дивизия следует на фронт...
- Вижу, как она следует! - оборвал его генерал. - На пятьсот километров твоя дивизия растянулась в эшелонах.
Сологуб пытался вставить слово:
- Василий Иванович... Не пропускают. На пути все семафоры закрыты.
Генерал еще больше разгневался:
- Да ты знаешь... немцы овладели населенными пунктами, которые ты должен оборонять. Голову сниму!
- Товарищ генерал-лейтенант... - так же спокойно продолжал Сологуб. От Поворина на Сталинград - однопутка. Ждем встречных поездов.
И то, что Сологуб спокойно объяснил причину задержки эшелонов в пути, именно эта невозмутимость его охладила генерала, и он, сдерживая еще кипевший в нем гнев, отрывисто спросил:
- Где дежурный разъезда? Где он окопался?
- В погребе, Василий Иванович. Станцию разбомбили, так он в погребе. Видите, туда провода тянутся...
Генерал-лейтенант с комдивом направились к погребу, от которого веером расходились провода.
У адъютанта комдива Дымов разузнал, что генерал - командуюющий армией Чуйков. Адъютант пожаловался Дымову, что сегодня Сологуб его загонял - все время требует давать телеграммы-шифровки всем комендантам станций, через которые проследуют эшелоны дивизии.
Вскоре появился командарм Чуйков с Сологубом. Они пошли вдоль эшелона. Когда командарм поравнялся с батареей лейтенанта Дымова, все замерли, лишь Кухта, пытаясь убрать свой живот, от старания сопел, нарушая тишину. Чуйков, обратив внимание на ромбики со скрещенными стволами орудий на рукавах солдат, остановился:
- Здравствуйте, истребители танков!
- Здравия желаем, товарищ командарм! - выдохнули единым духом бойцы.
- Это вы мне по дороге показывали фиги? - Командарм испытующе оглядел всех и обратился к Черношейкину: - Ну, вот вы, ефрейтор, отвечайте.
- Так точно, было такое... - запинаясь, ответил усач, - не думали, что вы...
- Не думали? А другим, значит, можно?
- Никак нет. - Черношейкин испуганно "ел глазами начальство".
Неожиданно командарм рассмеялся:
- Весело едете. Значит, бодрый-то дух есть?
- Так точно, дух есть... - робко вставил Черношейкин.
Чуйков оборвал смех:
- Дух есть, а немец бьет нас. А?
- Так точно! Танков у него уйма, - вытянулся усач. - Однако мы его тоже дубасили в империалистическую.
- Гляжу, старый солдат, - заметил командарм. - По годкам тебе на печке бы сидеть.
- Что ж я, бессовестный? - возмутился Черношейкин. - Вон какие молокососы идут на смерть, - кивнул он в сторону лейтенанта, - а я на печке буду сидеть? Мы тут одного "зайца"-парнишку сгоняли с эшелона... Прости господи, только от горшка оторвался и на войну бежит!
Командарм пожал Черношейкину руку:
- Вижу, солдат, боевой дух у тебя есть. А что ж сразу-то оробел?
- Так точно! - подтвердил уже осмелевший Черношейкин и признался: Не приходилось видеть самого командарма. Все ж таки вы... птица важная.
Суровые, по-мужицки крупные черты лица командарма смягчились, губы дрогнули в улыбке. Взгляд строгих глаз теперь был добродушно-веселым и каким-то очень домашним, никак не вязавшимся с властным обликом командарма, который за два десятка с лишним лет перенес не одну войну и имел за плечами много ратных дел. Он взглянул пытливо на Аню и спросил:
