Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны - Пернелл Соня

Глава первая

Мечта

Миссис Барбара Холл думала, что все идет ровно так, как она и планировала. Вирджинию, родившуюся 6 апреля 1906 года, свою единственную дочь и младшего ребенка в семье, она растила, рассчитывая на выгодный брак для девушки. В прошлом веке, будучи юной секретаршей, Барбара сорвала куш, выйдя замуж за своего начальника Эдвина Ли Холла (известного также как Нед) – богатого балтиморского банкира и владельца кинотеатра – и больше никогда не хотела оглядываться назад. Столь крутой подъем по социальной лестнице в высшие круги Восточного побережья привил ей манеру, по крайней мере, по словам ее собственной семьи, «задирать нос». В конце концов, хоть и рассказывали, что отец Неда, Джон У. Холл, сбежал в море в возрасте девяти лет на одном из семейных парусников, но впоследствии-то он женился на богатой наследнице и стал президентом Первого национального банка. Брат Джона, двоюродный дед Вирджинии, носил титул почетнейшего члена элитного жокей-клуба Мэриленда. Барбара видела роскошную жизнь старших Холлов: коридор их роскошного таунхауса в Балтиморе, по общему мнению, был достаточно широк, чтобы в нем могла развернуться карета вместе с лошадьми. Но Неду, к явному разочарованию Барбары, не удалось сохранить семейное состояние, не говоря уже о том, чтобы его увеличить, поэтому домохозяйство Холлов стало более скромным. Их семейный дом на ферме Боксхорн в Мэриленде был элегантным, но не имел центрального отопления и снабжался водой из ручья. Да и квартира в центре Балтимора была съемной. Так что долгом Вирджинии было вернуть семью Холлов на прежние социальные высоты, выйдя замуж за богатого мужчину.

В своей прежней жизни Барбара с явным удовольствием наблюдала, как за Вирджинией ухаживают состоятельные женихи. До того как она потеряла ногу, Вирджиния была столь привлекательна, что друзья в шикарной частной средней школе Roland Park Country называли ее «Донной Хуанитой» [4]. Высокая и стройная, с блестящими орехово-карими глазами и очаровательной улыбкой (когда она решала ею воспользоваться), Вирджиния была необычайно энергичной и представляла собой вызов для мечтавших ее приручить молодых людей. Однако она с презрением относилась к таким проявлениям мужского пыла и отстаивала свою независимость, надевая широкие брюки и клетчатые рубашки при любой возможности. «Свободу вы должны мне дать во всем чтоб я, как вольный ветер» [5], – в возрасте восемнадцати лет написала она в выпускном альбоме школы в 1924 году. Мало из того, что она говорила или делала, соответствовало грандиозному плану ее матери.

Вирджиния любила бросать вызов условностям. Она охотилась с ружьем, снимала шкуру с кроликов, ездила на лошади без седла, а однажды даже пришла в школу с рукой увитой, подобно браслету, живыми змеями. Словно ее дедушка-мореплаватель, бесстрашная юная Динди, как называла ее семья, жаждала приключений, даже если это означало надолго отказаться от комфорта. Тот факт, что школа Roland Park Country с диккенсовской настойчивостью следовала правилу держать окна открытыми в морозную погоду (то есть девочки сидели на уроках в пальто, перчатках и шляпах), похоже, ее совсем не беспокоил.

Динди описывала себя как «упрямую и своенравную» [6] – мнение, которое разделяли ее одноклассники, тем не менее, также признававшие ее организаторские способности и инициативу. Они считали ее своим естественным лидером и голосованием выбрали ее в качестве президента класса, главного редактора, капитана спортивной команды и даже «Пророка класса». Ее старший брат Джон изучал химию в Университете Айовы, а затем, как положено, пошел работать к отцу – путь, предрешенный с самого его рождения. Вирджиния, напротив любила исследовать новое, заставляя своих одноклассников не ожидать от нее ничего, кроме самого неожиданного. Сверстники в школе считали ее наиболее «оригинальной» среди них, – она явно считала это комплиментом – и Вирджиния признавалась, что стремилась «всегда соответствовать своей репутации» [7]. Если Нед снисходительно относился к этому индивидуалистическому подходу, то у Барбары были совершенно другие взгляды. Миссис Холл хотела, чтобы ее «оригинальная» дочь отказалась от своей тяги к приключениям ради большего – богатого мужа и фешенебельного дома. В возрасте девятнадцати лет Вирджиния уже, как это было заведено, была помолвлена и, похоже, обречена на тихую домашнюю жизнь, подобно множеству других девушек своего круга, делавших в 1920-х годах первые шаги во взрослый мир.

Однако каким бы подходящим ни был ее состоятельный жених в глазах ее матери, Вирджинию возмущали его претензии и его измены. Да, от молодых «леди», таких как Вирджиния, всегда ожидалось, что они будут подчиняться своим мужчинам. Теперь же, с появлением в Балтиморе (как и везде в то время) любящих независимость «эмансипе», в воздухе витал дух мятежа. Это был новый тип молодых женщин, которые нарушали запрет на алкоголь эпохи «сухого закона» и шокировали старшее поколение, остригая коротко волосы, куря и танцуя под джаз. Они отвергали односторонние ограничения традиционного брака и стали играть более активную роль в политике не в последнюю очередь потому, что в 1920 году (после столетия протестов) американкам было предоставлено право голоса. Вирджиния огляделась вокруг: домашняя жизнь душила ее, а внешний мир, казалось, предлагал новые заманчивые свободы. И вот, к явному негодованию жениха, она его бросила. (Это оказалось правильным решением, поскольку в дальнейшем он заработал себе сомнительную репутацию тремя несчастливыми и полными измен браками.)

Вирджиния, возможно, и разделяла честолюбие своей матери, но она решила направить его на карьеру и исследование мира, а не на то, чтобы заполучить нерадивого мужа, каким бы богатым он ни был. В юности у Барбары, казалось, не было иного выбора, кроме как работать секретаршей, – в конце XIX в. у незамужней женщины со скромным состоянием было мало других вариантов. Теперь она была озадачена желанием дочери работать, а не провести всю жизнь в браке, но регулярные поездки Вирджинии в Европу в детстве с родителями и братом пробудили в ней жажду путешествий. В школе она также преуспевала в языках, вдохновленная своей элегантно одетой немецкой няней, к которой она обращалась «фройляйн». Теперь Вирджиния мечтала наконец встретить тех, кого она называла «интересными» людьми, став послом, очевидно не пугаясь, что такие высокие посты до сих пор всегда отдавались мужчинам. Динди стремилась доказать, что в мире мужчин она является равной. Ради этой цели ее любящий отец (с которым она была необычайно близка) позволил ей провести следующие семь лет, обучаясь в пяти престижных университетах. Она поступила в 1924 году в Кембридж, штат Массачусетс, в колледж Рэдклифф (ныне часть Гарварда), но атмосфера синих чулок ей наскучила, и в 1925 году она переехала в более столичный Барнардский колледж на Манхэттене. Ей нравились театры на Бродвее, но Вирджиния понимала, что после того, как она бросила одного жениха, от нее ждут, что она подчинится правилам общества и найдет подходящего мужа. Ей этого сделать не удалось. Вирджиния не произвела впечатления и на своих наставников, которые отметили ее как «среднюю ученицу», не участвовавшую в жизни кампуса и не посещавшую уроки физкультуры. Ее любимыми предметами были французский язык и математика (а ненавистными – латынь и богословие). Но, хотя она и ушла из колледжа с «хорошей репутацией», в ее табеле были в основном «тройки» и она не закончила учебу. Вирджиния знала, что ей нужно высшее образование, но теперь она очень хотела начать свою жизнь в реальном мире. Барнардский колледж, возможно, все еще слишком напоминал ей дом, не давая расцвести в полной мере.

Париж, казалось, открывал более широкие горизонты, и она убедила своих родителей, что ей будет лучше, только если она сможет уехать за границу. Как и многие зажиточные американцы с Восточного побережья до и после нее, Вирджиния считала французскую столицу элегантными воротами к освобождению. Каждую неделю сотни молодых американцев садились на лайнеры Cunard, направляющиеся в Европу, и она хотела присоединиться к веселью. Она видела, что от парижских модниц – так называемых garçonnes [8] – решительно ожидали, что они будут независимыми, спортивными и обладающими андрогинной внешностью; а также работать и любить так, как им заблагорассудится. Итак, в 1926 году двадцатилетняя Вирджиния переехала на другую сторону Атлантики, подальше от разочарованной матери, чтобы поступить в Свободную школу политических наук на левом берегу города в разгар так называемых «ревущих двадцатых». Вместо американского «сухого закона» и расовой сегрегации она обнаружила невероятно разнообразную художественную, литературную и музыкальную сцену, привлекавшую таких писателей, как Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Гертруда Стайн и Эрнест Хемингуэй; а также легендарную темнокожую танцовщицу Жозефину Бейкер (известную своими выступлениями в стиле чарльстон в «Фоли-Бержер», а затем своим участием в Сопротивлении). Она встречалась с актрисами, автогонщиками, интеллектуалами и подающими надежды политиками в кафе Сен-Жермена и джаз-клубах Монмартра. Предприимчивая молодая женщина из Балтимора курила, пила и танцевала со своими новыми друзьями, гораздо более увлеченная тем, что она узнала в барах и кафе Франции, чем на школьной скамье. Здесь она наконец почувствовала себя свободной.