Шокирующая музыка - Лоуренс Кристофер
Таких историй множество. Услышав их, вы просто должны отказаться от попыток понять, как может работать такой ум, потому что это только наиболее очевидные акробатические аспекты таланта. Настоящее чудо заключается в качестве самой работы, причем не в те дни, когда он был вундеркиндом, а в слишком короткий взрослый период его жизни.
Моцарт был, так сказать, «в пути»в течение четырнадцати из своих тридцати пяти лет, что означает, что он был подвержен всем стилистическим течениям европейской музыки. Это было лоскутное одеяло влияний, и его ум был способен легко впитать их все. Вытянуть нить собственного голоса из такого огромного гобелена бывает непросто даже гению, таким образом, Моцарт обретает свое музыкальное «я» к середине своего второго десятилетия. Как только это произошло, поток шедевров стал ошеломляющим, что, несомненно, признавали многие его современники.
Известно знаменитое свидетельство старейшины композиторов Йозефа Гайдна (1732−1809), обращенное к отцу Моцарта в 1785 году: «Я говорю вам перед Богом, как честный человек, что ваш сын – величайший композитор, известный мне лично и по имени». Для музыканта, которому еще не исполнилось тридцати, это была высокая оценка, но пожилой человек был проницателен: к тому времени Моцарт опробовал и освоил все виды инструментальной и вокальной музыки.
Составьте любой общий список, и имя Моцарта обязательно будет в нем присутствовать. Симфонии? Три последние (№ 39–41) были написаны летом 1788 года без всякой перспективы на скорое исполнение; он так и не дожил до этого. С тех пор мы наверстали упущенное, ведь сегодня эти симфонии являются одними из самых исполняемых в мире. Первая часть Симфонии № 40 соль минор, KV 550, стала причудливым диско-хитом 1970-х годов, сохранившись после наложения ударных. Финал симфонии № 41 до мажор, КV551 (прозванной «Юпитер») – это кульминация позднего интереса Моцарта к фуге и контрапункту; темы скользят вокруг друг друга, как борцы в грязи. Ощущение телесности почти ошеломляет слушателя в заключительных тактах.
Концерты отвечали творческим запросам Моцарта, символизируя освобождение солирующего инструмента от паутины оркестрового сопровождения. Я впервые услышал концерт Моцарта для флейты и арфы (1778) – сочетание настолько привлекательное, что я удивлен, что для этой пары не было написано больше концертов. Многие из клавирных концертов, а он написал двадцать семь, были «упражнениями на выдумку» для их маленького композитора-виртуоза, ждущего гонорары за исполнение. Солируя, Моцарт не обязательно позволяет фортепиано получать всё удовольствие: в начале Концерта № 27 си-бемоль мажор KV595 – его последнего концерта – оркестру предлагается множество мелодий. Менее известные композиторы обменяли бы свои деревянные челюсти всего на одну композицию из этой серии, но австриец раздавал их, как рекламные проспекты.
Средняя часть Концерта для фортепиано с оркестром № 21, KV 467 (1785), стала известной как тема фильма шестидесятых годов о танцовщице на канате Эльвире Мадиган; мелодия прослеживает такую же высокую дугу в веджвудском голубом над мягко пульсирующим аккомпанементом. Чистая «красивость» рококо, но есть в ней и что-то еще, тени, отбрасываемые на музыку чем-то, находящимся за пределами нашего восприятия.
У каждой личности есть своя темная сторона, и вряд ли станет откровением предположить, что в случае с Моцартом она связана с его отношениями с отцом, Леопольдом. Не нужно быть особенно проницательным, чтобы понять, что такое детство, как у Вольфганга, – неустроенность, мимолетные дружеские связи, бесконечные похвалы от незнакомцев, постоянные требования со стороны эксплуататора-отца – не лучшая подготовка к ответственной взрослой жизни.
Моцарт был хорошим сыном, но его отец был ворчуном: мантрой Леопольда было: найди хорошую работу и сохрани ее. Не связывайся с плохими людьми. Береги свои деньги и уважай их. Звучит знакомо? Конечно, знакомо: именно такие советы дают своим детям большинство родителей. Вольфганг никогда не собирался становиться нарушителем правил, но он был упрям и его темперамент был противоположен отеческому. Он был свободолюбивым гением, и поэтому ему было практически предопределено разочаровывать своего консервативного отца.
Торжество свободного духа достигло апофеоза в операх Моцарта. Он понимал сцену, понимал людей и почти впервые в опере смог описать их как реальные трехмерные существа во всей сложности и глубине. Они либо заноза внутри системы, как лукавый, но добросердечный Фигаро в «Женитьбе Фигаро», ни в чем не уступающий своему работодателю, либо рвутся на свободу, отправляясь на поиски сексуальных побед («Дон Жуан»), пределов верности (Così fan tutte) или мудрости («Волшебная флейта», в которой тоже присутствует моцартовская идея родителя из ада в образе Царицы ночи). Дух Моцарта истинно свободен, он тот, кто принимает человеческие слабости; его герои прощают друг другу ошибочные желания, а в конце «Kosi…» даже просят зрителей о снисхождении. Он своего рода аристократический либертин Дон Жуан, чей отказ изменить свою точку зрения приводит к тому, что его дух оказывается брошенным в адскую клетку.
Свобода не всегда хороша
В 1781 году, когда работа на богатого покровителя была тем, на что музыканты его времени могли только надеяться, Моцарт решительно оставил свою службу у архиепископа Зальцбурга. То, что во время поездок с королевской свитой его сажали за стол даже ниже камердинеров («…по крайней мере, я имею честь сидеть впереди поваров…»), а также мизерное жалованье окончательно подорвали его самоуважение. К тому же у него была полная голова музыки, которую он не желал тратить на работу для флегматичного церковника.
Решение не прошло даром: отставка Моцарта была скреплена «пинком под зад по приказу нашего достойного князя-архиепископа». Это был самый судьбоносный пинок в классической музыке, отправивший Моцарта в большой дымный мир Вены, в новый мир, не очень знакомый музыканту тех времен: мир музыканта-фрилансера, «наемного убийцы». Теперь ему нужно было только не потерять штаны.
Положиться на волю случая – романтично, но стоит проявить немного благоразумия и немного стратегической дипломатии, когда речь заходит о повседневных делах, таких как оплата аренды квартиры. Если вас воспитывали как ребенка-вундеркинда, то это нелегкая задача: предполагается, что о таких мелочах позаботится кто-то другой.
Одна из ложных легенд о Моцарте гласит, что судьба и завистливый круг врагов лишили его и денег, и возможностей. Действительно, Моцарту не везло с домовладельцами: за девять лет жизни он переезжал одиннадцать раз, – и ему приходилось выпрашивать у друзей больше, чем несколько флоринов. Но денег обычно хватало. Даже находясь на пределе своих возможностей, Моцарт продолжал держать слуг, запрягал лошадь для полуденных прогулок в Венском лесу и часто баловал себя новой одеждой; его коллега-композитор Клементи заметил, что Моцарт одевался, «как аристократический придворный». Сегодня мы знаем, что в последние десять лет жизни в Вене Моцарт зарабатывал больше, чем большинство его современников, и гораздо больше, чем он мог рассчитывать заработать в Зальцбурге.
Так что же случилось с деньгами? Моцарт не был заядлым пьяницей или игроком; тем не менее, как только деньги поступали, они тут же исчезали, и детективы из среды современных музыковедов всё еще пытаются отследить, куда именно. Да, Моцарт мог давать взаймы ненадежным друзьям без разбора; да, его жена Констанца была частой гостьей на некоторых модных и дорогих курортах с лечением водами. Вариантов масса.
И еще загадка внезапной смерти Моцарта. Сплетни начала девятнадцатого века утверждали, что причиной было отравление, причем наиболее вероятным подозреваемым был соперник Моцарта композитор Антонио Сальери (1750−1825). К 1824 году зрителям на исполнении Девятой симфонии Бетховена раздавали листовки с описанием Сальери, стоящего рядом с Моцартом с отравленной чашей. Два года спустя русский писатель Пушкин воплотил этот слух в «драматическом диалоге» Моцарта и Сальери, позже превращенном в оперу Римского-Корсакова. И конечно, у нас есть пьеса Питера Шеффера «Амадей», экранизированная с огромным коммерческим успехом в 1984 году.
