Виктор Филиппов - Воздухоплаватели
18 января 12-му гвардейскому артполку приказано обеспечить штурм Вороньей горы, той самой горы, откуда гитлеровцы руководили обстрелом Ленинграда из дальнобойных орудий. Командир полка Потифоров выдвигает вперед два передвижных артдивизиона с аэростатом Шестакова. В воздухе поочередно Битюк, Ольшанский, Гречаный. И на рассвете другого дня гвардейская дивизия полковника Щеглова поднимает над Вороньей горой красный флаг.
Мы наблюдали работу артиллеристов-гвардейцев с нашей корректировкой: прямые попадания в орудия противника и в склады с боеприпасами — это не такая уж плохая работа! За нее и нашим воздухоплавателям была объявлена благодарность. Лучших наградили орденами и медалями.
,20 января соединились в Ропше части 42-й и 2-й ударной армий. Петергофско-стрельнинская группировка противника была отрезана и уничтожена.
Но борьба за Ленинград еще продолжалась. Шли бои у 12-го гвардейского артполка — у деревни Долговка. Там помогал вести огонь В. Битюк. А передвижная группа этого [86] полка с аэростатом В. Шестакова буквально сопровождала пехоту.
Каждый день теперь приносит нам новые освобожденные от врага города, населенные пункты. 22 января противнику в последний раз удалось обстрелять Ленинград восемью снарядами из Пушкина. 24 января этот город был освобожден.
В этот же день Иняев и Ферцев просто блестяще корректируют огонь по дотам противника западнее Гатчины. Фашисты здесь принесли немало беды нашим наступающим частям. И вот решительный налет двух артдивизионов 12-го гвардейского полка — и доты разрушены.
26 января освобождены Гатчина и Тосно.
На машинах не столько по снегу, сколько по обугленным обломкам мы продвигаемся по освобожденной земле. Куда ни глянь — взорванные доты, дзоты, исковерканные орудия, разбитые обгорелые машины, повозки, глыбы вывороченных камней. Такова дорога в Гатчину.
Во что же фашисты превратили старинный русский город!.. Горят дома, взрываются фугасы, догорают почерневшие стены дворца. Два с половиной года варварского хозяйничанья, и вместо города — прифронтовой кабак. Взывают к мести, вознеся свои обугленные остовы, печные трубы. И мы продолжаем громить врага…
А 27 января все заслушали приказ Военного совета фронта. Он гласил:
«В итоге двенадцатидневных напряженных боев войсками… решена задача исторической важности: город Ленинград полностью освобожден от вражеской блокады…»
В тот день вечером Ленинград салютовал доблестным войскам фронта двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Такого мощного салюта в Ленинграде еще не было. Радостно встретили мы и другой приказ, которым наш 1-й воздухоплавательный дивизион аэростатов артиллерийского наблюдения был награжден орденом Красной Звезды.
* * *
В конце января полностью очищается от врага Октябрьская железная дорога — путь на Москву открыт! А наши войска все преследуют и преследуют противника. Наступление настолько стремительно, что у нас получается заминка: одно звено из отряда Крючкова, поддерживая наступление на Вырицу, оказывается оторванным от КП дивизиона. К нему на подмогу я назначаю командиром Скачкова, который [87] так рвался в бой. И это подразделение показывает себя во всем мастерстве при взятии городов Толмачева, Луги. Там блестяще проводится корректировка огня старшим лейтенантом А. А. Можаевым: наши артиллеристы уничтожают батареи противника, мешающие продвижению пехоты в боях за Толмачево.
Луга… Стоит ли говорить, с какой болью встретил я город своей юности, как много было связано у меня с этим тихим, уютным в своей зелени местом на земле! Там служил и работал до войны мой брат, там когда-то начинал знакомство с воздухоплаванием и я. Кажется, будто прошла целая вечность, будто все происходило в иной жизни…
* * *
42-я армия уже наступала на Псков. Тяжело шло это наступление. Разбитые дороги, незамерзшие болота… Зачастую к батареям просто нельзя было подвезти снаряды. Порой приходилось передавать их по цепочке — из рук в руки — от намертво севших в грязь тягачей к орудиям.
По непролазной топи тащили тягачи и наши лебедки, газозаводы, прочее хозяйство. И аэростаты разведки не прерывали. Больше того, они в том положении оказались чуть ли не единственным для этого средством.
Через полтора месяца непрерывных боев уже под Псковом наш КП обрел временную «прописку» в поселке Елизарово. Впервые появилась возможность подвести итоги боевой и политической работы.
Командующий артиллерией фронта генерал Г. Ф. Одинцов приказал изучить все артиллерийские позиции противника, с которых обстреливался город во время блокады, и определить их истинные координаты. И выявилось, к немалой гордости всех разведчиков, что расхождения в данных всего-то пять — десять метров. Работали разведчики, как говорится, на совесть.
…Наступила весна. Работы прибавилось. В штаб дивизиона ежедневно поступали приказы на подъем наших аэростатов, и воздухоплаватели действовали в интересах артиллерии четко, с боевым настроем — ведь теперь мы наступали!
В один из мартовских дней на задание ушел старший лейтенант И. Решетников. Обнаружив скопление машин и живой силы противника, он вызвал огонь наших батарей, но тут же вражеский зенитный снаряд прямым попаданием поджег его аэростат. Решетников, как и положено по инструкции, не мешкая выбросился с парашютом из огненного [88] смерча и аккуратно приземлился. Действия воздухоплавателя в этой ситуации можно было назвать прямо-таки классическими — все точно по инструкции. Но война не вписывалась в параграфы и пункты. Чаще воздухоплаватели попадали в такие ситуации, которые не предполагала ни одна инструкция, более того, именно по таким неординарным, непредвиденным ситуациям и разрабатывались наши руководящие документы. Одну из таких инструкций поручили разработать и мне. Тогда вот невольно и припомнился «классический случай» Решетникова: он среди других закладывал основу для раздумий и выводов.
К слову, со времени наступления у нас это была первая потеря аэростата. Когда мой помощник майор Н. М. Иванов подал акт на списание в расход оболочки и корзины, штаб тыла фронта неожиданно предложил сдать опаленную и пробитую осколками корзину в музей артиллерии.
Если вам доведется побывать в Военно-историческом музее артиллерии в Ленинграде, не спешите пробежать мимо этого неброского экспоната. Хитрое сплетение тонких прутьев ивняка местами пробито, местами опалено. Представьте хотя бы на миг себя в летном комбинезоне и шлеме, с ранцем парашюта в этой корзине, которую воздухоплаватели солидно именовали гондолой, висящего живой мишенью в поднебесье на лютых ветрах и морозах, и, может, тогда вы пристальней вглядитесь в потемневший ее номер АН-Я-421807 и, может, яснее предстанут в воображении трудные людские судьбы, которые не раз и не два зависели от надежности этой вот обгорелой корзины.
