Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Она исчезла. Горю нет конца…
Бесплотно и бесследно, как виденье.
Иль зеркала воруют отраженья,
Которые еще хранят сердца?
Клянусь, я был невинней мудреца,
Когда в невероятном ослепленье
Все зеркала заставил в исступленье
Служить свеченью одного лица…
Но хватит плакать. Ожерелье слез
Мне не вернет потерянного Бога.
Будь проклят паж, который факел нес,
Будь проклят кучер, проклята дорога.
Ты поровну на всех проклятья раздели.
Я трижды проклят сам за то, что был вдали.

О, боль разлуки – Стеллы нет со мной;
О, ложь надежды лестной! С честным ликом
Она лгала, что в этом месте диком
Увижусь я со Стеллой неземной.
Вот я стою один над крутизной,
Страдание во мне созрело криком.
Но в ослепленье жалком и великом
Хочу молиться я тебе одной.
Здесь вижу много я прекрасных дам,
Плетущих кружева беседы нежной,
Но в сердце им я заглянуть не дам,
В их утешенье привкус неизбежный
Целебной лжи, которая всегда
Несет туда веселье, где беда.

Когда беда (кипя в моем огне)
Прольет на грудь расплавленный свинец,
До сердца доберется, наконец,
Ты – свет единственный в моем окне.
И снова в первозданной вышине
К тебе лечу, как трепетный птенец,
Но горе, как безжалостный ловец,
Подстережет и свяжет крылья мне.
И говорю я, голову склонив:
Зачем слепому ясноликий Феб,
Зачем глухому сладостный мотив,
И мертвому зачем вода и хлеб?
Ты в черный день – отрада мне всегда,
А в радости лишь ты – моя беда.

О, плачь о тех, в чьем прахе Вавилон,
Чьи храмы пусты, чья отчизна – сон!
О смолкшей арфе Иудеи плачь:
Там, где жил Бог, теперь живет палач.

Где смоет Израиль с израненных ног
Засохшую кровь бесконечных дорог?
И где же напев Иудеи найти,
Что вызовет трепет, забытый почти?

Ноги в дороге избиты, измучена грудь;
Где ты спасешься? Приют обретешь где-нибудь?
Норы – для лис, а для ласточек – тысячи гнезд,
Для человека – отчизна, а для Иудеи – погост.

Когда изнемогшие стынут сердца,
Где дух совершает бессмертный полет?
Он без лица, он без конца,
Но он свой сумрачный прах отряхнет.
Тогда, покинув телесный плен,
Пойдет ли он по следу планет?
Иль чьи-то глаза, сквозь забвенье и тлен,
В пространство пошлют ему царственный свет?

Мысль – вечна, безбрежна, сильна,
Все видно невидимой ей,
Все, все будет помнить она, —
И землю, и небо над ней.
Она в озаренье поймет
Поблекнувших лет череду,
И в памяти стершийся год
Воскреснет в грядущем году.

О дух! Увидит хаос он
До заселения земли.
Там, где рождался небосклон,
Его дороги пролегли.
Распад вселенной, смерть светил,
Творенье времени и прах…
Он в отрешенности забыл
Про боль в расширенных зрачках.

Любовь, надежды и невзгоды
Дух видит без сердечной смуты,
Века проходят, словно годы,
А годы кратки, как минуты.
Летит, бескрыл и бессердечен,
Не существующий, а бывший.
Без имени, без чувств – он вечен,
И что такое смерть, – забывший.

Если б в сердце таилась неверия тень,
Галилею покинул бы я в тот же день;
Я бы, веру отвергнув, проклятие снял,
Что над родом моим от начала начал.

Если зло отступилось от нашей судьбы,
Ты свободен и чист, – грешны только рабы.
Если изгнанных небо отвергнет людей,
Ты живи в своей вере, умру я в своей.

Больше дал я за веру, чем можешь ты дать;
Бог, даря тебе счастье, не может не знать,
Держит он мое сердце, надежду мою;
Ты – хранишь свою жизнь, я – Ему отдаю.

И дух предо мною прошел. Я узрел
Бессмертного лика бесславный удел.
Все спят. Но в бессоннице передо мной
Явился бесплотный он, словно сквозной,
И дрогнула плоть вплоть до взмокших волос,
Когда мой пришелец ночной произнес:

«Прав человек иль Бог? И разве чище
Вы, люди на духовном пепелище?
Живущие в пыли, созданья праха,
Вас червь переживет, не зная страха.
Игра мгновенья, отблеск увяданья,
Вас губит ночь, вас ослепляет знанье».

Молчи, что в веках имена величавы;
Лишь дни нашей юности – дни нашей славы;
Ведь мирт или плющ для меня драгоценней
Всех лавров, венчающих гибель мгновений.

К чему нам увенчивать старость короной?
Цветок не воскреснет, росой окропленный!
Венки уберите оттуда, где иней!
В них слава – и только – с пустою гордыней.

О, слава! Однажды тобой соблазненный,
Тогда я прельстился не фразой стозвонной,
А тем, что в глубинах любимого взгляда
Безмолвно сияла любовь, как награда!

Искал я в глазах у любимой признанье;
Мгновенным и вечным казалось сиянье;
Оно освещало судьбы моей главы —
Узнал я любовь – воплощение славы.

Ну, что ж! Ты счастлива… Теперь
И мне счастливым стать пора;
Всем сердцем я хочу, поверь,
Тебе, как прежде, лишь добра.

Счастливчик муж – наносит он
Мне боль удачливой судьбой;
Но гнев – о, сердце! – исцелен
Лишь тем, что он пленен тобой.

Мне мог ребенок твой, шутя,
Улыбкой сердце разорвать…
Но я не мог винить дитя —
Целуя сына, видел мать.

Я видел мать, хотя отца
Он мне напоминал сильней,
Твои глаза с его лица
Дарили свет любви моей.

Прощай же, Мэри! Я уйду:
Ты счастлива – к чему роптать?
Но будем врозь, чтоб, на беду,
Не стал бы я твоим опять.

Я думал – время, гордость, стыд
Остудят пыл минувших лет,
Но если ты вблизи – горит
Он – прежний и надежды нет.

К спокойствию приговорен,
Я снова чувствам властелин.
Преступный трепет усмирен,
И нерв не дрогнет ни один!

Ты ищешь на лице моем
Смятенья и смущенья знак;
Сегодня лишь одно на нем —
Отчаянья спокойный мрак.

Прочь! Ухожу! Былой мечты
Не захвачу с собою в путь.
О, вечность Леты! Где же ты?
Умри, душа, или забудь!