Леонид Млечин - Крупская
Все ждали перемен, но Февральская революция стала полной неожиданностью абсолютно для всех. Никто не мог предположить, что российская монархия рухнет всего за неделю. В два часа ночи императорский поезд остановился на станции Малые Вишеры. До столицы оставалось всего 200 верст. Но восставшие солдаты заявили, что не пропустят императорский поезд. Только теперь император осознал, как далеко зашло дело: он не может встретиться с женой и детьми. Но он еще не осознал, что теперь жизнь страны определяют другие люди, а в его распоряжении остался только этот поезд.
«Ночью повернули с Малой Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими, — записал в дневнике Николай II. — Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»
Императорский поезд повернул на Псков, потому что там находился штаб Северного фронта. Николай искал защиты у армии. Но командующий фронтом генерал Рузский ворчал, что время безнадежно упущено и уступками дело не спасешь:
— Теперь уже трудно что-либо сделать. Давно настаивали на реформах, которые вся страна требовала. Не слушались… Теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителей.
До беседы с генералом Рузским Николай колебался между желанием усмирить восставших и пониманием, что в чем-то придется уступить. Приехав в Псков, он узнал, что революция побеждает и уже недостаточно позволить сформировать правительство, которое будет отвечать не перед императором, а перед Государственной думой.
«Утром пришел Рузский, — записал в дневнике император, — и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение».
Николай сел в Могилеве в поезд самодержцем, который повелевал огромной страной, а вышел из него в Пскове безвластным человеком. Николай был Верховным главнокомандующим, но его собственные генералы хотели, чтобы он ушел. Командующих фронтами и начальника штаба Алексеева запросили по телеграфу: что они думают об отречении императора в пользу цесаревича Алексея?
В половине третьего генерал Рузский принес императору семь телеграмм. Командующие поддержали идею отречения от престола. Это так подействовало на Николая, что он телеграфировал председателю Думы: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя Михаила Александровича».
Журналисты говорили потом генералу Рузскому:
— Свободная Россия вам обязана предотвращением ужасного кровопролития, которое готовил царь.
— Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, — самодовольно ответил генерал, — то она даже больше той. Я убедил его отречься от престола.
Рузского императрица Александра Федоровна назовет потом Иудой. В 1918 году бывшего генерала убьют революционные солдаты.
Двадцать седьмого февраля 1917 года был избран Временный комитет Государственной думы. Председателю Военно-промышленного комитета Александру Ивановичу Гучкову и депутату Государственной думы Василию Витальевичу Шульгину поручили ехать в Псков и встретиться с императором.
Из Таврического дворца они вдвоем на автомобиле отправились на квартиру Александра Ивановича. Здесь Гучков набросал текст манифеста об отречении императора. Потом заглянули в Военное министерство и по прямому проводу сообщили в Псков, что приезжают. В три часа дня они уехали из Петрограда на экстренном поезде — паровоз и один вагон, Гучкова и Шульгина сопровождали пять солдат с красными бантами на шинелях.
Ночью Николай II подписал манифест об отречении от престола. Пометил в дневнике: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!»
Считая, что больному неизлечимой гемофилией сыну не быть императором, Николай несколько изменил свою волю: «Не желая расставаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».
Великий князь Александр Михайлович, двоюродный дядя Николая II, вспоминал: «Мой адъютант разбудил меня на рассвете. Он подал мне отпечатанный лист. Это был манифест государя об отречении. Ники отказался расстаться с сыном и отрекся в пользу Михаила. Я сидел в постели и перечитывал этот документ. Вероятно, Ники потерял рассудок. С каких пор самодержец может отречься от данной ему Богом власти из-за того, что в столице недостаток хлеба и частичные беспорядки? Измена Петроградского гарнизона? Но ведь в его распоряжении находилась пятнадцатимиллионная армия. Всё это казалось совершенно невероятным».
И в самом деле, почему же царская власть не защищалась? В Петрограде сопротивлялись только жандармы и полицейские, да еще несколько офицеров из самокатного батальона. Александр Исаевич Солженицын упрекал Николая II за то, что он не дал приказа стрелять в восставшую толпу, потому что боялся кровопролития. А можно было объявить мятежный город вне закона, писал Солженицын. Иначе говоря, утопить его в крови…
«Окажись рядом рота пулеметчиков, по-настоящему преданных царю, — вспоминал глава Временного правительства Александр Федорович Керенский, — она могла бы уничтожить всю Думу вместе с левыми и правыми. Единственная причина, по которой это не случилось, заключалась в том, что в целой Российской империи не нашлось такой роты».
Начальник Главного артиллерийского управления генерал-лейтенант Алексей Алексеевич Маниковский, когда до крушения царского режима оставались считаные недели, писал одному из сослуживцев: «Где тот истинный “диктатор”, по которому стосковалась Земля Русская… Вся Россия исстрадалась от того сумбура, какой идет сейчас у нас в тылу… Так дальше продолжаться не должно… Мне приходится иметь дело с тысячами лиц самого разнообразного положения, и ото всех я слышу только одно — порицание властей предержащих. Наш вопль: дайте нам если не диктатора, то хотя бы хорошую ПАЛКУ… Палка, палка нужна до зареза!!»
И как же поступил сей поклонник диктатуры и палки? В марте 1917 года принял новое назначение от Временного правительства. При Керенском, который был военным министром по совместительству, Маниковский фактически управлял министерством. После Октября служил в Красной армии начальником Главного архивного управления, потом занимался армейским снабжением. Во время служебной командировки в 1920 году его сбросили с поезда и он погиб.
